"Партия ХДС предложила внести руины Берлинской стены в список объектов-кандидатов на провозглашение частью мирового наследия ЮНЕСКО".

Из немецких газет

"С думой о Германии", - цитата из Гейне. "Стена, - заявил лидер берлинского отделения ХДС Франк Хенкель, - была самым ярким воплощением коммунизма, а ее падение 9 ноября 1989 года стало явным сигналом крушения". С немецким коммунизмом у меня связано много неприятных воспоминаний. Например, над кроватью моей бывшей жены висел большой портрет Карла Маркса, а моя теща, убежденная немецкая коммунистка, испытывала такую ненависть к идейным врагам, что запрещала смотреть западные телепрограммы.

В 1989 году, перед разводом мы с женой жили в Лейпциге. Сейчас мало кто помнит, но все события, связанные с крушением ГДР - самой удачной модели среди всех опытов соцстроительства - начались именно с Лейпцига. Пока я, как доктор с советским дипломом, ждал резолюции минздрава ГДР, надо было зарабатывать на жизнь. Потому что, приходя домой, я с некоторых пор находил в холодильнике только бутылочку суррогатной "Аско-колы". Все остальные продукты от меня, как от космополитического мещанина, прятали.

Был как раз сезон лейпцигской ярмарки, и во всех столовках и ресторанах требовалась дополнительная рабсила. Мне повезло - меня взяли мойщиком стаканов в знаменитый ресторан "Ауэрбахскеллер". У входа там стоят фигуры доктора Фауста, Мефистофеля и дерущихся студентов. Этот древний кабачок еще Гете описал в своей трагедии. С тех пор многое изменилось, но огромные тараканы, жившие в буфете, по прямой линии точно произошли от тех, которых давил своими башмаками немецкий классик.

Каждый день после обеда в буфете говорили о политике. Председательствовал господин начальник буфета Зайферт. Своей внешностью сорокалетний бюффеляйтер Зайферт очень напоминал д'Артаньяна в заключительной части трилогии. Он был всегда под мухой, но усы, закрученные на прусский манер, свидетельствовали о неукротимой бодрости духа. "Перестройка - гут, герр Дьомин!", - обычно говорил он мне и подымал вверх большой палец. После этого он спрашивал, все ли у меня в порядке? У меня все было в порядке. Но по-немецки я говорил тогда плохо, и на этом, чаще всего, наша беседа заканчивалась. Зато подключался коллега Киндт, профессор математики, которому рекомендовали на некоторое время сменить работу, чтобы вылечиться от депрессии, а также фрау Ольбрихьт, заместительница господина Зайферта.

Все дружно ругали Эриха Хонеккера, который так тянет с переменами. Больше всех возмущался бюффеляйтер. Как-то раз по случаю он съездил на Мальорку и ему там очень понравилось. А после разговоров с отдыхавшими там западными немцами у него даже развился комплекс неполноценности: разве можно было сравнить его "Вартбург" с "Мерседесом"? Фрау Ольбрихьт тоже презрительно поджимала губы, когда кто-то говорил о "дэ-дэ-эр варен" - товарах из ГДР, - у нее в Западном Берлине жили родственники… Общественность требовала перемен.

Примерно такие же беседы велись в то время во всех гэ-дэ-эровских пивнушках от Ростока до Эрфурта. Горбачев не просто вызывал уважение, на него молились как на икону. На улице я встречал "продвинутых" молодых немок, которые носили большие значки с его портретом и от руки писали на своих футболках, что "они любят Горби". Как-то вечером знакомый пригласил меня пошататься по кафе и дискотекам в компании "молодых демократов". Немцы весь вечер говорили о надвигающихся переменах, а под занавес зачем-то зашли в известный гей-клуб. И после того, как за соседним столиком я услышал "у-дэ-эс-эс-эр-байшпиль" (пример СССР), я понял, что перемен в Восточной Германии точно не избежать.

Через неделю начались стихийные демонстрации у Николай-кирхе. Брандсбойты, полиция, дубинки… Говорят, что шеф полиции обращался за помощью к советскому гарнизону, но наши не вмешались. Демократия! О лейпцигских событиях моментально узнали в Берлине. И понеслась… В начале ноября весь мир облетели кадры - толпы восточных немцев, штурмующие блок-пост у Бранденбургских ворот. Они прорвались. Первые шаги в капитализм - объятия, слезы, поцелуи, шампанское… А через пару лет, когда Гельмут Коль приехал в Галле, его забросали тухлыми яйцами.
Жить по-новому оказалось труднее, чем думали. Прощай, эпоха.

1 ноября 2003 г.

© "Курьер ЭС", №14