оставлена банковская. Вскоре явился ко мне в кабинет адъютант командующего Народной армией Устякин, как он себя назвал, и потребовал управляющего. На мой ответ, что я являюсь управляющим, он ответил, что "таких управляющих мы не признаём"; тогда я ему возразил: "значит разговаривать нам не о чём".
В тот же день с утра явился лейтенант речного военного флота по фамилии, насколько я помню, Ершов и, предъявив мандат от Самарского Учредительного комитета, потребовал выдачу всех кредитных билетов, которых имелось на несколько миллионов. Кредитки ему были выданы с составлением соответствующего акта и отобрания расписки. На следующий день в Казань явился особоуполномоченный Комитета Учредилки Фортунатов, который в дальнейшем возглавлял в Казани власть Учредилки. К нему я был вызван и получил от него приказание готовиться к вывозу золота и серебра в Самару. Когда я заявил, что устного приказа недостаточно, мне был вручён письменный приказ. Получив приказ, я стал советоваться с комитетом служащих, но так эти комитеты были новою властью отменены, мы были бессильны что-нибудь предпринять - среди служащих высказывалось мнение, что золотой фонд как принадлежащий государству в целом должен был быть во время гражданской борьбы оставаться неприкосновенным и достаться той власти, которая окончательно утвердиться в стране. Но это мнение новой власти выразить было нельзя, так как расправы с коммунистами и всякими инакодумающими начались с первого же дня. |