Искать в Казани национальную специфику - дело не слишком благодарное. В отличие от Кавказа, где таковая сразу бьет в глаза, столица Татарстана с первого взгляда отличается от многих других российских городов лишь дорожными указателями или вывесками на двух языках - татарском и русском. Старый центр Казани снесен едва ли не полностью (программой ликвидации ветхого жилья власти республики особенно гордятся), а на его месте построены новые жилые дома, офисные и торговые центры заурядной провинциальной архитектуры. Торговые и ресторанные сети - тех же марок, что в Москве или Питере (это тоже здесь любят подчеркивать). Меньше всего это напоминает о начале 1990-х, когда Татарстан упорно боролся с Москвой за суверенитет и особый статус. Борьба за "особость" парадоксальным образом превратилась в конкуренцию с другими регионами за близость к столичным стандартам.

Свой Кремль
"Кремль всегда открыт для прессы", - может сказать какой-нибудь татарстанский чиновник, и сначала эту фразу не понимаешь. Через минуту все становится на свои места - это он о своем, казанском кремле.

Формально от особого статуса Татарстана мало что осталось. Договор о разграничении полномочий с Москвой, подписанный в феврале 1994 года, прекратил свое действие в 2003 году. Ранее в конституцию республики были внесены изменения, по которым Татарстан переставал считать себя субъектом международного права. Упоминания о суверенитете и пункт о том, что республика строит отношения с Россией на основе договора о разграничении полномочий, в тексте основного закона остались. Но в марте 2005 года президент Татарстана Минтимер Шаймиев, поставил перед Владимиром Путиным вопрос о доверии и из выборного главы региона стал назначаемым. А два года спустя Совет Федерации провалил утверждение новой версии договора о разграничении полномочий с республикой. После этого статьи татарстанской конституции, вызывавшие раздражение Москвы, по сути, превратились в малозначительный юридический казус.

Другое дело - неформальный статус республики. Он по-прежнему остается очень высоким. В России есть много регионов крупнее и богаче Татарстана. Но нет ни одного, который был бы способен выступать фактически и от имени всех "национальных" республик, и от имени всего сообщества российских мусульман, да еще представлять "голос регионов" в федеральной политике. Не случайно Шаймиев был видным участником всех политических структур, куда активно привлекали губернаторов, от "Нашего дома - России" и "Отечества - Всей России" до "Единой России". Подобным весом обладает разве что Юрий Лужков, но Шаймиев, в отличие от него, правит отнюдь не в столице.

"Сейчас мы уже немного переросли рамки республики. Мы все больше занимаемся проблемами, касающимися страны в целом или международных отношений. Шаймиев говорит так: дела республики - это уже не мой уровень", - рассказывает "Эксперту" политический советник президента Татарстана Рафаэль Хакимов.

"Парад суверенитетов" давно стал историей, его инициаторы уже десяток лет обитают в начальственных кабинетах или на вузовских кафедрах. Но руководители Татарстана так до сих пор и пользуются репутацией единственных и неповторимых "хранителей стабильности" в республике. Недавний семидесятилетний юбилей Минтимера Шаймиева сопровождали как раз такие речи. Трудно себе представить, чтобы такое же почтение выказывалось, скажем, Муртазе Рахимову, главе соседней Башкирии, схожей с Татарстаном и своей экономической моделью, и политической практикой.

Можно сказать, что в глазах большой части отечественного политического класса стабильность в Татарстане равняется стабильности, межнациональному миру и целостности всей России. Новейшая история российского федерализма делалась в Казани едва ли не в той же мере, что и в Москве. Это не везение, это результат просчитанной, хотя иногда и рискованной игры Минтимера Шаймиева и его окружения.

Комиссар в окопе
Вопрос о власти на рубеже 80-х и 90-х решался в городах, а Казань - город русскоязычный и к тому же университетский. Наиболее отзывчивой аудиторией для националистов могло стать только татарское село. Кстати, Минтимер Шаймиев, как и многие люди из его окружения, происхождением и карьерой связан с селом. Большая часть его публичных выступлений до сих пор посвящена аграрной тематике. В Казани сельскохозяйственный институт называют "наш Гарвард".

Борьбу за суверенитет в начале 90?х вел парадоксальный союз гуманитарной интеллигенции, крестьян и номенклатуры. Интеллигенция поставляла лозунги. Сначала - повышение статуса Татарстана с автономной республики до союзной. Позже - самостоятельное (не в составе РСФСР) участие в подписании нового Союзного договора. Наконец - государственная независимость. Село, где сохранялся татарский язык, обеспечивало необходимую массовость. Номенклатура создавала нужные условия для деятельности националистических организаций и пользовалась плодами их борьбы. Естественно, этот альянс не был буквальным; в татарском националистическом движении быстро выделилось радикальное крыло, жестко критиковавшее власти, однако осознание всеми тремя сторонами частичной общности интересов явно присутствовало.

"Учредительный съезд Всетатарского общественного центра проходил в лучшем зале Казани, - говорит Ирек Муртазин, эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований, в 1999-2000 годах руководивший пресс-центром Минтимера Шаймиева. - Вряд ли в начале 1989 года это было бы возможно без санкции республиканского начальства". Рафаэль Хакимов, с 1991 года бессменно занимающий должность политического советника Шаймиева, а в 1989 году - заместитель заведующего идеологическим отделом республиканского комитета КПСС, стал одним из авторов программы ВТОЦ. К началу 90-х годов Минтимер Шаймиев уже занимал высший пост в Татарской АССР. Осенью 1989 года он стал первым секретарем республиканского комитета компартии, а полгода спустя возглавил Верховный совет. Ставка на националистов не только позволила ему с возрастающей уверенностью вести с Москвой торг о статусе республики, но и спасла его власть в августе 1991 года. Тогда глава Татарстана выступил на стороне организаторов путча, но уже на следующий день от них открестился. И когда из Москвы зазвучали угрозы в адрес региональных начальников, поддержавших ГКЧП, радикальные националисты, которые уже начинали поругивать Шаймиева, устроили митинг в его защиту. "Наши внутренние разборки - это наше дело. Но когда республика оказывается лицом к лицу с Российской Федерацией, мы часто объединяемся", - говорит Рафаэль Хакимов.

"Основной виновник войны в Чечне - Татарстан, - Ирек Муртазин с любопытством следит, как на лице корреспондента "Эксперта" проступает недоумение. - Татарстан выступил как тот комиссар, который подымает солдат в атаку, а когда все бегут вперед, остается в окопе. Кто не подписал федеративный договор? Дудаев и Шаймиев. Но Татарстан, дойдя до точки кипения, сумел соскочить. У него тормоза работали. А Чечня, двигаясь в том же направлении, не смогла остановиться".

"Да" и "нет" не говорите
Минтимеру Шаймиеву удалось избежать опасности, которой не избежал почти никто из его коллег - глав российских "национальных" республик: необходимости делить фактическую власть с националистическими организациями. В Чечне подобное двоевластие закончилось победой Дудаева и разгоном Верховного совета республики. В Татарстане действовал избираемый только татарами и не имевший формальных полномочий Милли меджлис, аналог дудаевского Объединенного конгресса чеченского народа. Но, в отличие от Чечни, властная верхушка во главе с Шаймиевым, во-первых, охотно принимала в свои ряды националистических лидеров (многие члены милли меджлиса являлись одновременно депутатами советов разного уровня), во-вторых, перехватывала националистические лозунги, а в-третьих, не выпускала из рук реальной власти. Стоит заметить, что главе республики сильно облегчало жизнь то обстоятельство, что основная часть населения Татарстана оставалась равнодушной к политической борьбе. На митинг, как отмечают некоторые очевидцы, трудно было собрать более десяти тысяч человек, а для миллионного города в начале 90-х это скромная цифра.

Что же касается Москвы, то игра с ней татарстанских властей сводилась к нехитрой логике: максимально долго откладывать принятие каких-либо конкретных юридических обязательств, связанных со статусом в составе в Российской Федерации, но в то же время не требовать впрямую отделения. В 1992 году Татарстан отказался подписывать Федеративный договор, определявший рамки взаимоотношений между центром и регионами России, а вместо этого провел референдум, поддержавший независимость. Однако выполнять решение референдума не спешил. Вокруг этого вопроса власти республики старательно поддерживали густой туман. Стоило кому-нибудь из окружения Шаймиева сказать, что республика хочет стать независимым государством, президент Татарстана тут же комментировал это примерно так: "Речь не идет о выходе или невыходе из состава России… Мы стремимся к ассоциированным договорным отношениям с Москвой" и т. п. Смысл таких заявлений был загадкой, зато они помогали держать вопрос подвешенным сколь угодно долго, пока Казань не вытребует от Москвы хорошего отступного за отказ от сепаратизма.

Такая игра, кстати, затягивает. Дамир Исхаков, руководитель Центра этнологического мониторинга Института истории Академии наук Татарстана, а в 1991-1992 годах председатель политсовета ВТОЦ, в разговоре с "Экспертом" намекнул, что раз Совет Федерации отклонил договор о разграничении полномочий с Татарстаном, то нет никаких юридических документов, подтверждающих, что республика находится в составе России. На это можно, конечно, возразить, что такой документ - конституция самого Татарстана (не говоря уже о российской). Но в ответ, скорее всего, услышишь, что республиканская конституция содержит ссылку на договор о разграничении полномочий… Пожалуй, элита Татарстана могла бы взять патент на применение сказки про белого бычка в качестве политического инструмента.

Фиксация прибыли
Понятно, что игра с Москвой в отделение была делом довольно рискованным. Страна и так расползалась по швам, и администрация Бориса Ельцина нервничала. Высокопоставленные казанские чиновники при выключенном диктофоне даже утверждают, что федеральные танки в какой-то момент стояли у границ Татарстана. Впрочем, вряд ли в казанском кремле обстановка была спокойнее, чем в московском, а у страха глаза велики. Риск себя оправдал. Правами, предоставленными договором о разграничении полномочий с Москвой, власти Татарстана распорядились с умом.

Договор о разграничении полномочий оставил за Казанью право распоряжаться природными ресурсами республики и предприятиями, расположенными на ее территории, за исключением тех, которые оставались в федеральной собственности (в основном это были предприятия ВПК). Татарстан получил контроль над нефтедобычей и нефтехимией - двумя наиболее прибыльными отраслями экономики республики, которые сейчас обеспечивают около двух третей доходов ее бюджета.

Казанские власти не торопились проводить приватизацию. Еще до подписания договора о разграничении полномочий они внесли свои поправки в ваучерную приватизацию, поставив этот процесс в республике под свой контроль. Татарстанская нефтехимия только в последние годы стала переходить в частные руки, а именно в руки родственников и приближенных Минтимера Шаймиева; нефтедобыча так и остается государственной. "Особый подход к экономической политике позволил избежать безудержного распыления активов, - считает Марат Галеев, председатель комитета госсовета Татарстана по экономике, инвестициям и предпринимательству. - Был издан специальный указ президента Татарстана о пяти десятках предприятий, имеющих стратегическое значение для экономики. Государственная доля в них всегда была заметной, не ниже блокирующего пакета акций. Та модель экономической политики, которую сейчас пытаются внедрять на федеральном уровне, у нас реализовывалась с начала девяностых годов".

Одновременно Минтимер Шаймиев старался сократить экономическую мощь неподконтрольных ему экономических игроков, ориентированных на поддержку федеральной власти. "Шаймиев взял курс на вытеснение оборонной промышленности, когда стал первым секретарем республиканского комитета КПСС", - говорит главный редактор газеты "Звезда Поволжья" Рашит Ахметов. "На Казанском авиапроизводственном объединении, которое изготавливало бомбардировщики Ту-22 и Ту-160, работало около восьмидесяти тысяч человек, - замечает Ирек Муртазин, - в массе своей они были ориентированы на Россию. Властям Татарстана это казалось угрозой суверенитету. Пошла риторика: мы мирные люди, нам не нужны военные самолеты".

Отсутствие независимых от республиканских властей экономических игроков и обеспечило Татарстану ту самую политическую стабильность, которой в Казани так гордятся. В республике могли быть жесткие противоречия внутри бюрократии, но оппозиция Шаймиеву в полном смысле слова появиться не могла - у нее просто не было почвы. Сюда стоит добавить, что вплоть до недавнего времени в Татарстане не существовало местного самоуправления как такового. Мэры Казани и других крупных городов, как и главы районов, назначаются президентом, полномочия выборных представительных структур местного самоуправления невелики. А значит, республиканская власть могла не опасаться конкуренции с выборными мэрами - проблемы всех российских губернаторов. С такими порядками Минтимеру Шаймиеву не составило труда трижды - в 1991, 1995 и 2001 годах - выиграть президентские выборы с разгромным счетом (впрочем, первые два раза выборы были безальтернативными).

Блеск и нищета корпорации
"Когда говорят об авторитаризме в нашей республике, путают авторитаризм с дисциплиной, - Рафаэлю Хакимову, кажется, не впервой отвечать на вопросы о специфической природе татарстанской власти. - Есть понятие "корпорация Татарстан". Оно возникло еще в начале девяностых годов. Пока решение обсуждается - сколько угодно возражай, в прессе пиши. Но как только принято решение, надо его исполнять. Иначе все развалится, не только республики - страны не будет. Многие решения у нас принимаются исходя не из того, что закон - не закон, а из того, что мы договорились. Мы мужики? Мы договорились? Если ты не согласен - скажи во время обсуждения".

Программа ликвидации ветхого жилья - главный пример успешности "корпорации Татарстан". Власти поступили просто - ввели дополнительный (добровольный и неналоговый, подчеркивает Марат Галеев) сбор в размере 1% с оборота всех предприятий, работающих в Татарстане. "Многие возражали, даже в суд на нас подавали, - рассказывает Рафаэль Хакимов, - но все утряслось, все начали платить. По этой программе мы переселили в новое жилье 46 тысяч семей". "Создана некая общая атмосфера, что платить надо, - рассказывает Марат Галлеев. - Потом авторитет президента такой - он собирает руководителей, и мало кто из них может обнаглеть настолько, чтобы отказаться. Хотя отдельные случаи есть: не будем платить, и все. Но таких два-три случая". По словам Ирека Муртазина, платить сбор на программу по ветхому жилью отказалась турецкая Efes Breweries International, купившая казанскую пивоваренную компанию "Красный Восток" в начале прошлого года.

Первоначально планировалось, что предприятиям придется скидываться до тех пор, пока в центре Казани и в других городах не начнут освобождаться земельные участки, которые можно будет продавать, обеспечивая тем самым реализацию программы. Центр Казани перестроен, однако однопроцентный сбор по-прежнему существует. Теперь за счет этих денег финансируется программа социальной ипотеки. Правда, Марат Галеев рассчитывает, что фонд, сформированный за счет платежей предприятий, когда-нибудь все же станет самовоспроизводящимся.

Критики властей Татарстана считают мифами многое, что власти подают как чудеса. "Мы кричим, что в прошлом году построили в Казани более семисот тысяч квадратных метров жилья, - рассказывает Ирек Муртазин, - и никто даже не пытается говорить о том, за счет чего это получено. У нас в течение последних десяти лет вокруг Казани выросли целые коттеджные поселки. Люди там по пять-шесть лет живут, не регистрируя права на землю. В прошлом году в августе забили тревогу: мы отстаем от графика, у нас тридцать процентов ввода жилья от прошлогоднего. Придумали: надо зарегистрировать эти коттеджи. Их около трех тысяч, около двух тысяч зарегистрировали. Если принять площадь одного дома за 200 квадратных метров, то это дало 400 тысяч квадратных метров. А власти потом отчитались о рекордных объемах ввода жилья".

"Я всегда задаюсь вопросом, - говорит Мидхат Фарукшин, заведующий кафедрой политологии Казанского госуниверситета, - почему республика при своих огромных средствах, с нефтедолларами, не входит в первую десятку российских регионов по тем показателям, которые касаются социального положения населения? У нас, по данным 2004 года, доля зарплат в ВРП - 27 процентов. А в Самарской области - 40 процентов. Власти делают акцент на высокие темпы роста. Но ведь нет прямой связи между темпами роста и благосостоянием людей. Если бы Шаймиев закрыл республику от "российских хищников", как здесь говорят, но при этом обеспечил бы всем благосостояние… Так нет, он республику закрыл в интересах только своего клана. Суверенитет ничего не дал. Он был нужен этим людям, только чтобы без вмешательства извне поделить все богатство".

Книги вместо митингов
В Татарстане и сейчас слышны отголоски национальных бурь начала 90-х годов. В газете "Звезда Поволжья" - заметка Фаузии Байрамовой, главы татарской партии национальной независимости "Иттифак". Заметка озаглавлена "Пощечина татарскому народу". Композитор Софья Губайдуллина в интервью "Новой газете" (интервью, естественно, о музыке) обмолвилась, что в начале 90-х татарские националисты в автобусах свозили на митинги в Казань деревенских жителей и затевали на улицах драки с русскими. Байрамова называет это ложью и требует от Губайдуллиной извинений, а у "Новой газеты" - опровержения. "Меня очень удивило, что Губайдуллина плохо знает татарский народ и так легко может унизить его перед всем миром… Ее творчество направлено на создание музыки для церковного хора, а не на развитие татарского музыкального искусства… Губайдуллина переняла у татар только фамилию, а не духовность, поэтому ей так легко унизить его, ей не больно за многострадальный татарский народ…" - пафос лидера "Иттифака" мало изменился со времен "парада суверенитетов", разницы между народом и вожаками националистов она по-прежнему не ощущает. Кстати, что касается автобусов и митингов - это очень похоже на правду. О том же говорил "Эксперту" Ирек Муртазин.

Однако такие выступления давно не задают тон политики в Татарстане. Республиканские чиновники говорят о межнациональном и межконфессиональном мире, указывая на соседствующие в казанском кремле Благовещенский собор и мечеть Кул-Шариф. Никаких межнациональных трений в Татарстане действительно не наблюдается. "Националисты могут вывести на улицу от силы десяток человек", - говорит Мидхат Фарукшин.

Но это не значит, что эпоха борьбы за суверенитет не оставила никаких следов, кроме нескольких "городских сумасшедших". Удачливые представители национального движения вошли в республиканский истеблишмент, выбрав карьеру ученых-гуманитариев или госчиновников. "Национальное движение изменило формы. В нашем Институте истории (Институт истории Академии наук Татарстана. - "Эксперт") около семидесяти аспирантов. В других академических институтах - еще по пятьдесят-шестьдесят. Это будущая профессура. Все они занимаются гуманитарными проблемами. Эта масса существует, и, пока она существует, мы будем книги писать, вырабатывать идеологию", - Дамир Исхаков, в прошлом один из лидеров ВТОЦ, знает, о чем говорит.

Национализм из силы революционной, как в начале 90-х годов, превратился в силу охранительную. Он избавился от агрессивности и напора, зато укрепил свои институты, глубоко пророс в ткань политического режима республики. Если пятнадцать лет назад Казань использовала националистов как таран, выторговывая у Москвы особый статус, то сейчас национализм стал крепостной стеной, защищающей татарстанские порядки. Эта стена не слишком заметна, но она даст о себе знать при первой же попытке Москвы изменить статус-кво в республике. Не случайно лояльные власти собеседники "Эксперта" как один говорили о нежелательности назначения новым президентом Татарстана человека со стороны - например, того же министра внутренних дел Рашида Нургалиева. В числе неприятных последствий такого шага они сулят массовый протест и рост фундаменталистских настроений среди мусульман Татарстана.

"Остров Татарстан", по выражению Ирека Муртазина, может сблизиться с "материком Россия", наверное, только за счет постепенной "диффузии" независимого бизнеса из других регионов в Татарстан и из Татарстана - в другие регионы. Однако эффективность привыкшего к постоянной опеке властей татарстанского бизнеса в ситуации жесткой конкуренции вызывает некоторые сомнения, а активная экспансия федеральных бизнес-структур в Татарстан, особенно в нефтяной и нефтехимической отраслях, сразу же будет истолкована как новый казанский поход Ивана Грозного.

Николай СИЛАЕВ, ©"Эксперт"