Глава 5. В гостях у Библиотекаря.

Жизнь как предисловие к Роману

Николай Бондарев
Документальная повесть о моём лучшем друге, философе, поэте, метафизике и физике Сергее Брисюке.

Я не знаю, какие долины
Приютят мой случайный привал:
Кликнул вдаль меня клин журавлиный,
По родимым дорогам позвал.

Нет за мной ни грозы, ни погони;
Где ж вечернюю встречу звезду,
К чьим плечам прикоснутся ладони
Завтра в тёмном, бесшумном саду.

Мук и боли ничьей не хочу я,
Но луной залиты вечера,
И таинственно сердце кочует
По излучинам зла и добра...

(Даниил Андреев)

"...О задаче этой, поскольку она постижима и выразима на языке наших понятий, я уже говорил, но повторю ещё раз. Метаисторически эта задача-цель заключается в рождении Звенты-Светаны демиургом и идеальной Соборной Душой сверхнарода Российского; исторически - в явлении Розы Мира, то есть такой религиозно-нравственной инстанции, которая, показуя собой образ незапятнанной чистоты, эстетического богатства и широкого культурного всепонимания, обрела бы наивысший авторитет в глазах народов мира, через всемирный референдум приняла бы этический контроль над деятельностью всех государств - членов Всемирной федерации и, постепенно формируя многообразною системой культурных средств поколения людей облагороженного образа, создала бы предпосылку - не к смягчению уже, но к полному преобразованию самой сущности государства во всечеловеческое братство..."

(Даниил Андреев "Роза Мира")

Мы с Серёжей об этом помнили и наши сердца горели этим постоянно.
За тридцать лет нашей дружбы и сотрудничества мы определились с собственными творческими приоритетами. Серёже органичней были научная, философская и публицистическая манеры изложения мыслей, мне - публицистическая и художественная.
Но, независимо от манеры и меры таланта, вложенных в наши труды, работали мы оба все эти годы, за редким исключением, "в стол".
Мы столкнулись с никем не объявленной, но явно просматривающейся в центральных СМИ завесой молчания над "Розой Мира". Особенно явно и неприятно продемонстрировал это любимый нами обоими журнал "Наука и религия". Задуманный когда-то, как воинственно атеистический, он после 1991 года стал сначала плюралистическим, а затем и откровенно религиозным журналом, рупором верующих писателей и журналистов всех религиозных конфессий России. Не помню в каком году главный редактор журнала в последнем номере анонсировал, что следующий год будет уделён внимательному изучению литературного и философского наследия Даниила Андреева в целом и "Розы Мира" в особенности. Мы с Серёжей возликовали! Но вышел первый номер, второй, третий,... двенадцатый - полная тишина! Ни словечка ни о Данииле, ни о "Розе Мира". Было полное ощущение, что главного редактора, как в худшие советские времена, вызвали в "органы" и доходчиво объяснили политику "партии и правительства". Так это было, или иначе, публиковаться мы с Серёжей могли только в местных и частных СМИ.
Вот характерный пример нашего настроения в то время из письма Серёжи:

"... Отчётливо ощущаю другое: я обложен, как медведь в берлоге. За всё лето только и сделал, что перекроил статью "Тайна земной миссии" и отослал её в "Науку и религию". Ответа сначала ждал, теперь не жду. Понял: пока(сколько это "пока"?) ничего не дождусь. Я пошлю тебе этот вариант статьи. Он, конечно, не идеал, но напечатать вполне было бы можно... Ощущение безысходности, но пока без уныния..."

Я в то же время с тем же "успехом" рассылал свои художественные рассказы, в том числе и в "Науку и религию". В лучшем случае приходили вежливые дежурные отписки. В худшем - та же равнодушная тишина.
Мы, конечно, оба работали над бесконечным саморедактированием и взаимным редактированием, полагая, что дело в качестве работ. Но постепенно обоим уяснялось, что дело в духовной аллергии постматериалистического и догматического "общественного мнения" на наше мировоззрение и нашу идеологию.
Из другого Серёжиного письма:

"...Насчёт редактирования и убирания тяжеловесности я с тобой согласен, хотя читаю в журналах статьи куда более "тяжеловесные", чем мои. Да и саму "Розу Мира" многие считают через чур тяжеловесной. Что делать? Не все истины можно выразить простецкими формулами. Что ж, буду работать над популяризацией!"

Вот так и вызревало постепенно у Сергея желание написать роман. И он написал его! Но остался верен себе и написал не классический художественный, а философско-художественный роман с элементами мистики и физики.
Удалось ли Сергею решить в романе сверхзадачу убедить читателя в истинности идей Даниила Андреева? А также сказать что-то своё, новое, расширяющая горизонты Розы Мира? Читателю и судить...
А пока слово тем друзьям и родным Серёжи, кто уже прочитал роман и составил о нём мнение. С удовольствием возвращаю слово прерванному в третьей главе Валерию Мирошникову (из очерка "Два физика и лирика):

"... В 2004 году я уехал из Кургана, и наше общение с Сергеем стало эпизодическим. В июне 2021 года он мне написал:
"Подумал я, что неизвестно, сколько Господь ещё мне отпустил, срочно начал писать роман, где изложил в более-менее удобоваримом виде моё мировоззрение. Называется роман "Библиотекарь". Высылаю ссылку на него. Там в одном эпизоде я использовал и твоё имя, так, просто, как говорит молодёжь, по приколу. Если тебе это будет неприятно, я уберу. Почитай".
Моё первое впечатление от книги можно выразить словами: "душа отдыхает". Это был глоток чистого воздуха с небес в чадящей атмосфере современной культуры, причём я имею ввиду не только популярную культуру, но и то, что принято называть "высокой". Здесь важен, конечно, стиль и язык романа, любовно выписанная мелкая фактура, которая создаёт эффект присутствия, включения в действие. Но главное - герои в романе Сергея не прозябают в бессмысленности, но и не гоняются за миражами. Они увлечены чем-то по-настоящему человеческим: познанием мира, себя, Бога. Но при этом это настоящие живые люди, а не ходячие модули для изречения мыслей автора. За их духовными поисками и человеческими драмами следишь и сопереживаешь.
Сергей мастерски показал, как накапливается напряжение между разными мировоззрениями по мере их развития. Элегантно, без нажима введены и физика многих измерений, и "Роза Мира". Фигура хранителя библиотеки Михеича постепенно материализуется из слухов, догадок, рассказов, встреч и бесед, и постепенно обретает не только плоть и кровь, но и всепланетный размах.
Отдельно хочу отметить подачу физических тем в романе. Это восхитительно дерзко - вводить в художественное повествование гамильтониан и эрмитовы операторы. Сергей по-хорошему безжалостен к читателю: тема важна для повествования, для картины мира, для образа будущего - поэтому придётся напрячь интеллект и вникать! Для облегчения задачи самые тонкие места подаются в диалоге матёрых физиков и школьников. Это даёт автору возможность сложные идеи подать доступно, а читателю даёт время просто привыкнуть к терминологии, свыкнуться с мыслью, что теперь изложение пойдёт вот так - и иначе нельзя, если хочешь взять планку на заявленной высоте познания. Людям это тоже необходимо.
Мне приятно, что мои мысли и пожелания тоже были полезны и учтены Сергеем при работе над романом:
"Спасибо, Валера, что ты это всё анализируешь. Я думаю, что придётся ввести временный персонаж - второго физика, с которым они бы всё обсуждали. Он приедет на время, навестить Николая. Допустим, это будет зав. кафедрой физики Казанского университета, с которым они вместе когда-то учились. Но их диалог придётся расширить. Я почитал твои замечания и хочу предложить тебе файл из своих соображений и моделей, которые изложены просто и популярно, но художественно пока никак не обработаны. Ты у меня будешь за этого воображаемого зав. кафедрой, а монолог Николая направлен пока к тебе. Когда он приедет, Николай предложит ему статью, которую он хотел бы, для начала, опубликовать в университетском сборнике. Они будут её обсуждать. А Глафира невольно окажется рядом и будет задавать иногда "глупые" вопросы, чтобы были пояснения для читателя".
А вот мой ответ уже после преодоления этих трудностей и появления новой главы:
"Это было великолепно! Мне по-настоящему понравилось. Ещё раз повторю - у тебя истинный художественный талант. Чем сложнее перед тобой задача, тем убедительней и живей её решение. Ты реально живёшь в своих героях. Всё уместно, всё воспринимается. И даже если кто-то не поймёт всех терминов, он ассоциирует себя со школьниками и уверенно продвинется по тексту, добираясь до идей Николая. Это здорово! Жду продолжения".
Продолжение последовало. Конец романа - это боевик и в прямом смысле слова, и в смысле столкновения мировоззрений - все напряжённости, накопившиеся в процессе жизни героев, разрешаются стремительно и грозно, выходя на общепланетарный уровень. Читатель, добравшийся до финала, не пожалеет о затраченном труде.
Когда я представлял роман Сергея Брисюка "Библиотекарь" своим читателям и друзьям в соцсетях, я обращался к творческим личностям с предложением: читайте и наслаждайтесь, но и учитесь, как можно подавать для неподготовленного читателя сложнейшие темы. И это значение романа - учебника для писателей - тоже важно.
И в завершение то, что составляло, видимо, основу мировоззрения и личности Сергея Брисюка. Как-то он отвечал на психологический тест из трёх вопросов. Меня тоже просил ответить, но своих ответов я уже не помню. Как и вопросов. Запомнились его ответы. На все три вопроса он ответил одинаково:
"Да будет воля Твоя!"

Спасибо, Валерий, сложно переоценить твой очерк во всех аспектах! Вот видишь, как "стремительно и грозно", лучше не скажешь, становятся легендой наши судьбы. А пока не стали, надо успеть увековечить память о Серёже и его трудах...

Валерий Мирошников: "Диалог о романе Сергея Брисюка "Библиотекарь".

"Одна голова хорошо, а две лучше", - гласит народная мудрость. Мы вдвоём с Татьяной, спутницей жизни Сергея, постарались понять такое явление, как роман "Библиотекарь". И многое нам открылось. Некоторые детали я дополню в своих комментариях.

Татьяна: Когда Серёжа был уже в очень тяжёлом состоянии, ему оставалось жить недели полторы-две, я предложила: "Давай я тебе буду что-то читать вслух". Чтобы отвлечь его от страданий, чтобы не просто сидеть рядом. Он сказал: "Почитай мой роман". Объяснил, как его открыть на компьютере. Он его буквально только закончил, кому-то уже послал из друзей, а я читала первый раз роман вслух. Читать надо было, разумеется, с хорошей дикцией, выразительно. Читала в день по одной, две главы, а заканчивала чтение уже одна, после похорон.
Я узнала многое из того, что он мне рассказывал в течение нашей совместной жизни. Что-то 25 лет назад, что-то в последние годы, что-то я прочитала по его рекомендации в журналах и книгах. В девяностые годы я и "Розу Мира" пыталась прочесть, но многое мне было трудно понять. Я ещё успела сказать ему восторженно: "Как же тебе всё это удалось соединить вместе - и так гармонично!"
В моей голове все эти факты составляли лоскутное одеяло: про звуки, про цифры, про Агасфера, про Бога, про поцелуй Иуды. А он всё собрал воедино, да ещё в художественном произведении, да так замечательно!

Валерий: Как вам удалось издать книгу?

Татьяна: Книгу мы издали благодаря моей ученице Татьяне Игоревне Исаковой. Она преподаёт математику в Курганском государственном университете. В разговоре Сергей как-то упомянул, что есть книга. Татьяна ухватилась за эту мысль, попросила переслать электронную версию книги её маме - журналисту Ираиде Андреевне Меньшиковой. Ираида Андреевна восхитилась, как хорошо написано, как интересно. И Таня задалась целью издать её. Спасибо ей огромное, и всем ребятам этого класса, которые мне здорово помогали и помогают до сих пор. Она хлопотала, хотела ещё при жизни Серёжи успеть, но привезли мне готовые экземпляры уже только к Новому году. Так что я дочитывала уже бумажную версию. Книга у меня вся в закладках и карандашных подчёркиваниях. Я поражаюсь, как можно сложнейшие вещи донести простым языком. Я читаю и, как будто, с ним разговариваю. Это меня спасает, становится легче.
Вспоминаю фрагмент из романа. На стр.255 Глафира объясняет дочке, почему браки заключаются на Небесах. Как ещё до рождения в иных мирах душа одного человека должна проникнуть в душу другого. В результате именно такого взаимопроникновения люди смогут здесь жить "душа в душу". Наверное поэтому мне сейчас так тяжело. Было одно целое, которое разделили, вырвали с кровью, с мясом. Есть раны, которые время не лечит... Я держусь только благодаря людям, друзьям, которых вокруг меня так много и которые за меня переживают.

Валерий: Говоря о романе, что тебя в нём особенно впечатлило? Какие события, герои?

Татьяна: Мне с самого начала показалось, что главный герой, Николай, - это сам Серёжа. Все описанные события с ним реально происходили в жизни. Полтергейст был на самом деле. И про оперотряд он много рассказывал, как они защищали студентов от местных хулиганов. А однажды им пришлось охранять Крестный ход на Пасху - они просто стояли цепью и защищали. Все эти события из Серёжиной жизни, но есть в этом герое и другая составляющая. На год старше Сергея на физфаке Челябинского университета учился очень талантливый студент Николай Горькавый, который, действительно, работал у академика Фридмана, а потом уехал в Америку.

Валерий: Это тот астрофизик Горькавый, который предсказал целую серию спутников Урана и получил за это государственную премию СССР?

Татьяна: Да.

Валерий: И который написал серию романов про Астравитянку?

Татьяна: Да, он.

Валерий: Конечно, это не случайное совпадение. Сергей сознательно придал своему герою черты характера и этапы биографии своего товарища. И, возможно даже, проложил своим романом ему дорожку на Родину. Как вернулся в Россию герой его романа, так может вернуться и прототип, увлечённый созданным потоком мысли. Но что меня ещё удивляет: почему действие романа происходит в Казани и её окрестностях, а не в Челябинске, где Сергей учился и жил. Почему Казань?

Татьяна: Может, по каким-то эзотерическим соображениям? Волга - это символ России. А село Колмогорское в Татарстане есть?

Валерий: Села такого нет, село выдуманное. А вот Казань он описал географически точно, я же живу в Казани, и у меня ощущение физического присутствия на месте действия романа. Конечно, Казань - эти старейший в стране университет (старше только Московский и Тарту). Это научные школы на любой вкус, возможность междисциплинарного диалога, который очень важен для романа. И, всё-таки, возможно, главной причины мы не знаем.

Татьяна: Может, из-за Ленина? Ленин учился в Казани. А первая глава романа называется: "Ошибка Ленина".

Валерий: Интересно. Возможно, Сергей хотел оказать какое-то воздействие на это место, на исторические процессы, с ним связанные.

Татьяна: Я хочу поговорить о физике. В романе подробно освещены многие темы астрофизики и квантовой механики. В частности, диспут на глазах старшеклассников Николая и Александра Михайловича Дюрягина (это Шурик Дюрягин, который с Сергеем жил в одной комнате общежития). В романе он сделал его зав. кафедрой. Ему задают вопрос: если Вселенная расширяется, то в чём она расширяется? Дюрягин пожимает плечами: "Просто расширяется". А Николай развивает мысль, что наша Вселенная - это трёхмерный фронт волны, который распространяется в многомерном пространстве и расширение - это следствие движения волны во все стороны. И мне интересно: это представление о нашей Вселенной, как волне, Серёжа сам выдумал или это научный факт?

Валерий: Эта модель известна в науке, но считается, что реален только наш трёхмерный мир, а многомерность - это такой математический приём подсчёта физических величин, чисто формальный. Новизна подхода Сергея в том, что он считает реальной и ту среду, где распространяется волна-Вселенная. А, значит, в в этой среде возможны и другие волны различных размерностей, которые образуют свои Вселенные. И с этой точки зрения становится возможной та совокупность параллельных миров, которую описывает Даниил Андреев в "Розе Мира". В целом можно сказать - та физическая картина мира, которую изобразил Сергей в романе, имеет корни в научной теории. Это не фантастика, это передовой край науки.

Татьяна: Центральное место в романе занимает фигура Михеича - казалось бы простого библиотекаря в селе Колмогорском. Но при этом духовидца, мудреца и наставника, а также защитника на тонком плане Земли Русской. Я так скажу: кудесник. У него появляется таинственным образом дневничок Николая, который он уже давно потерял. И аварию он предвидел. Моя знакомая, психолог, считает, что Михеич - это сам Сергей. Он всё знает, всё предвидит. Я спорить не стала. Меня и Серёжа спрашивал: "А как ты поняла, кто такой Михеич?" Тогда я не смогла ответить...

Валерий: Есть такое наблюдение, что кого бы ни рисовал художник - он рисует свой автопортрет. Конечно, все герои произведения - это в какой-то мере разные грани личности самого автора. У того же Достоевского есть роман "Игрок". Кто этот игрок? Достоевский. И "Идиот" тоже он. Поэтому, конечно, Сергей отразился как в фигуре Николая, так и Михеича. Михеич, в терминах Сергея и "Розы Мира" - это представитель синклита России, духовного совета, братства. Михеич же практически мобилизацию объявляет всем светлым силам, когда Николай подвергается нападению Дракона. Я так скажу: Николай и Михеич образуют то же единство, что Руслан и Финн у Пушкина в "Руслане и Людмиле". Именно вместе они реализуют стратегию спасения Людмилы и в целом Руси, человечества от власти Черномора. Даже эпизод воскрешения Руслана находит отражение в реанимации Николая после аварии. Так в ком же из них больше отразился Сергей и его идеи? В обоих. Но если Николай - это Сергей в настоящем, в миру, в Яви, то Михеич - это Сергей в развитии, в будущем, в потенциале, в Мечте. Именно это он мечтал делать для России.

Татьяна: Это точно. Он всё время в последний год показывал мне разные предвидения и пророчества о России. Он и в книгу их включил: там и Кейси, и Ванга, и многие другие. И всё сходилось к тому, что у России должен быть православный царь, который придёт и поведёт её истинным путём. И та молитва Богородице, длинная-длинная, которая приведена у Серёжи в конце романа, была его любимой. Он знал её наизусть и каждое утро зажигал свечу и читал её. Я спрашивала: "Где этот царь? Откуда возьмётся?" А Серёжа говорил: "Он живёт среди нас, но пока не проявлен".

Валерий: Расскажу, как я это воспринял. Мы все росли в советское время, для нас идея о приходе Царя выглядит странно. У нас в душе даже не Западная демократия, как власть богатых, а представление о том, что каждый человек должен принимать участие в управлении, как у Ефремова в "Туманности Андромеды". Как это представление совместить с идеей Царя? Как Сергей к этому пришёл? По мере того, как я над этим размышляю, я вижу, что на самом деле здесь речь идёт не о реставрации монархии, не о династии. По большому счёту Царь - это человек, который приходит в критический момент, чтобы вытащить страну из кризиса, а, может быть, и всё человечество. Приходит выполнить миссию. Это духовный лидер, на котором сходятся чаяния народа и благословение Всевышнего. В этом смысле Николай Второй - никакой не царь, а обитатель дворца, который не справился с управлением народом и государством.

Татьяна: В понимании Сергея представление о царе восходит к библейским патриархам, которых он считал царями-священниками, объединявшими в себе мирскую и духовную власть.

Валерий: Я приведу ещё пример: управление в казачьем войске издавна устроено на принципах круга. В круге все равны, каждый голос равноценен и важен, решение принимается не большинством голосов, а общим согласием. Но начинается война, и казаки единогласно выбирают атамана, которому подчиняются беспрекословно, потому что в бою некогда совещаться, а должен быть один человек, который примет на себя всю ответственность. Которому Всевышний говорит: делай так-то и так-то. Так же и Царь возникает потому, что нет времени на общий совет и квалификации у людей не хватает на решение проблем. Но после победы верховная власть возвращается у казаков к кругу. И Царь после преодоления кризиса, выхода цивилизации на истинный путь, складывает свои полномочия. И приходит то, о чём сказано и в Коране, и в Евангелии: человеку предназначено быть наместником Бога на Земле. Собственно, и кризис цивилизации возникает потому, что человек не выполняет возложенной на него миссии. И забота Царя - именно проблему разрешить. И не просто предложить какие-либо решения, а подать пример исполнения миссии наместника Божьего на Земле. И кризис разрешится именно потому, что люди примут роль царя каждый на своём месте, примут ответственность за свой фрагмент Вселенной. Не может один человек решить все проблемы в каждом городе, на каждом предприятии, в каждой семье - сделать это можно только всем миром. Поэтому считаю, что все люди должны проявить инициативу, взять на себя свою часть функций управления.

Татьяна: Царь является камертоном, по которому настраивается весь оркестр.

Валерий: В романе власть царскую Сергей предрекает Николаю. А вот власть духовную, жреческую несёт Михеич. И здесь очень характерно, что жреческую власть Сергей помещает в библиотеку. Есть разные представления о высоких сущностях, которые приглядывают за Россией и способствуют её развитию: Пушкин Финна помещает в лес, в чащобу, Рерих махатм - в горную Шамбалу. Сергей волхва и кудесника Михеича помещает в библиотеку. Библиотека - это тишина и уединение, но одновременно прикосновение ко всем богатствам культуры, накопленной человечеством. Это уединение не отрицает взаимодействия с людьми. Но с людьми, а не с массами. Читатели приходят поодиночке. Читатель и библиотекарь - это всегда личный контакт. И, конечно, Сергей сам был таким библиотекарем. Даже в ипостаси учителя физики он оставался хранителем знаний о всех сферах Мироздания и наставником для учеников.

Татьяна: При этом важно, что библиотека Михеича ещё и храм. Реальное здание с куполами, да ещё и с садом - то есть включает в себя и уголок природы.

Валерий: Да, в этой библиотеке появляются знания не только книжные, но и те, что записаны в ноосфере. Именно оттуда берутся пропавшие рукописи и разные чудеса.

Татьяна: Из женских образов, конечно, впечатление произвела Глафира. Совершенно необыкновенная женщина, которую Серёжа представил выросшей в семье старообрядцев. Это, прежде всего, требование женской чистоты, которая должна быть в женщине, и такую вот он её выдумал. Когда они расстались с Николаем, я спрашивала Серёжу: "Зачем ты их разлучил?" Он мне говорил: "Они потом встретятся". Я не успокаивалась: "Зачем ты её замуж за тракториста выдал?" Я читала и переживала: почему Николай уехал в Америку, почему они поссорились из-за какой-то дурочки Милены?

Валерий: Не всегда автор может сказать, почему герои ведут себя так-то и так-то. Творческий процесс идёт не на сознательном уровне, а в подсознании. А порой и вовсе вне автора - мы называем это вдохновением, нисхождением духа. Но в любом случае у героев есть характер, есть цели, есть мечты - и они ведут их. Если девушка мечтала стать балериной, только чрезвычайные обстоятельства могут её сделать прапорщиком в армии. Не всё автор делает с героями, как ему вздумается, но только то, что укладывается в логику характера. Кстати, точно также происходит и в жизни. Как гласит народная пословица: "Посеешь характер - пожнёшь судьбу". Писатель только отражает этот процесс. Николаю судьба была войти в науку - ему нужно научное мышление, судьба поехать в Америку, изучить эту страну - это ему, как царю, пригодится. Так что, возможно, не дурочка Милена испортила жизнь влюблённым, а судьба привела Милену, чтобы обеспечить дальнейшие планы Провидения. Не всегда мужчина и женщина встречаются, чтобы жить вместе, быть счастливыми, растить детей. Иногда у них другие задачи.

Татьяна: У Пахмутовой и Добронравова тоже детей не было, у них были песни.

Валерий: Но есть ещё один аспект. И Сергей его, конечно же, учитывал. Я его тоже всегда учитываю. Писатель зависит от читателя. Если в романе нет любовной линии, то читательский интерес угасает. Сергею нельзя было упустить интерес читателя потому, что он реально сложные темы растолковывал на страницах романа. Что такое любовная линия? Это препятствия, которые не дают влюблённым соединиться, и их преодоление. К сожалению, пока не получится писать романы, в которых любовная линия обойдётся без драм: встретились, выбрали друг друга и жили душа в душу.

Татьяна: Как мы с Серёжей.

Валерий: Да, но на такой истории, как у вас, сегодня роман не сделаешь. Он пройдёт мимо читателя. Хотя в будущем читатель будет другой: более чуткий к душевным переживаниям героев, их творческим поискам, научным дерзаниям. Когда-нибудь это само по себе будет содержанием романа. И "Библиотекарь" - шаг в этом направлении. Да, в нём есть любовные коллизии, но они вполне умеренные. Не так, как в иных сериалах, где люди патологически не умеют наладить отношения. Нет, здесь Николай и Глафира стремятся к взаимопониманию и находят его. И начинают вместе решать задачи большего масштаба. Планетного масштаба.

Татьяна: Про масштаб вопрос интересный. У Сергея в романе все положительные герои не то, чтобы выпадают из среды, но перерастают её. У них меняется масштаб восприятия и мышления. Время изменилось, и по-прежнему жить уже не получится. Точно так же Николай перерастает сегодняшнюю физику, в прямом смысле слова выходя на просторы метафизики. И Юрий уже не совсем философ благодаря общению с Николаем и Михеичем. Вот и отец Пахомий - весьма интересная фигура.

Валерий: Когда появился отец Пахомий, я почувствовал, что вплетается ещё одна нить в повествование, как сюжетная, так и мировоззренческая. Так симфония развивается: одна мелодия, вторая, вариации. То, как Сергей вплетает в действие романа и в диалоги новые мировоззрения - наводит на мысль о музыке.

Татьяна: Отец Пахомий далеко не просто соглашается с Михеичем, он всё время сомневается. Но в то же время читает рекомендованное, делает закладки, задаёт вопросы. Он не противостоит, а находится в диалоге.

Валерий: Это очень важная тема, я хочу её развернуть. То, что в романе изложен большой объём знаний - от квантовой механики до эзотерических представлений о стихиалях - это у всех на виду. Но есть и другой пласт: Сергей показал необычные отношения людей. Людей, живущих идеей, совместным поиском, диалогом, которые не противопоставляют себя друг другу, а ищут и находят взаимопонимание. Отец Пахомий по должности мог бы вступить в противостояние с новыми идеями, но он ищет, для себя и для церкви, возможность включить новые идеи в своё мировоззрение. И также делает в романе каждый: так от Михеича разрастаются корни в разные сферы жизни - в науку, в бизнес, в образование, в религию. И они объединяют собой прежде разобщённые сферы: находя взаимопонимание между собой, команда Михеича даёт пример и возможность взаимопонимания всем, кто с ним связан. Подобного рода отношения встречаются у очень немногих авторов. У И. А. Ефремова и в некоторых произведениях соцреализма. И показать, что можно жить вот так, без конфликтов, поддерживая поиск и развитие друг друга - это большое достижение. Может быть, не менее важное, чем объяснение читателю сложных физических теорий и мистических учений. Эти образцы поведения закрепляются в подсознании, формируют новую культурную норму. И это не фантастика, а то взаимодействие с людьми, которое было свойственно Сергею. Он вокруг себя всегда создавал такую атмосферу - оживлённую, конструктивную, созидательную. Именно её он и показал в романе. Именно поэтому его книга вызывает у меня ощущение радости, полёта, вдохновения. Продираться сквозь сложность информации - это большой труд. А отношения героев - это отдохновение души.

Татьяна: Вот мы говорили о выходе героев из рамок среды. Мне кажется, что вставные истории из евангельских времён придают роману большую масштабность. Читатель начинает смотреть на происходящее сегодня с позиции тысячелетий. И события обретают совсем другой смысл.

Валерий: И ещё стоит упомянуть такую вещь, как стиль. У Сергея было чувство стиля. Иногда по моим предложениям он быстро набрасывал куски текста и даже целые главы. И этот свежеиспечённый текст не требовал правки. Я сам по роду деятельности занимаюсь редактурой, но у меня при чтении текста Сергея не было никакого желания его править. И в этом смысле Сергей тоже библиотекарь. Только он не хранитель книг, а хранитель самой книжности, хранитель стиля книгописания.

   Впечатление о романе Наташи Брисюк:

"При чтении книги "Библиотекарь" меня охватило чувство радости и даже какого-то азарта, словно отдельные пазлы моего представления о мире стали волшебным образом складываться в волшебную картину. Многие теоретические знания, которые существовали разрозненно, а частью, что лукавить, были для меня за семью печатями, вдруг получили доступное толкование. От этого просто захватывало дух.
Сразу вспомнились девяностые годы, когда на нас хлынула свобода печати. Можно по разному относиться к этому факту, но одно бесспорно: обилие информации из всевозможных источников пробудило нас. Заставило сначала с упоением поглощать всё, что предлагалось, затем пускать в ход анализ. Многое принималось, что-то отрицалось. Интуитивно, в соответствии со своим знанием, мироощущением и внутренним кодексом появился нечёткий набросок картины мира, но чего-то в нём не хватало.
Сейчас понимаю, что тогда в этом эскизе мироздания не было первопричины и объединяющей силы - не было Бога. Да и откуда этому было взяться? Первым соприкосновением со словом Божьим стал роман "Мастер и Маргарита" М. А. Булгакова. "Роза Мира" Даниила Андреева только ворвалась в душу чувством тревоги и незащищённости перед жизнью.
В то же время состоялось несколько встреч с Сергеем, младшим братом моего мужа. Мы были молоды, жили в разных городах, каждый ощущал и пытался реализовать свой творческий и профессиональный потенциал. Жизнь кипела. Во время коротких встреч Сережа что-то пытался до нас донести по вопросам религии. Я практически не участвовала в разговорах. Так как большую часть времени проводила на кухне, стараясь как-то организовать стол при скудном бюджете.
Сергей как-то, улыбаясь, сказал мне: " Марфо, Марфо, не о том печёшься." Слова немного царапнули душу, запомнились, но ничего не изменили. Видно, время тогда ещё не пришло. Уезжая, случайно или нет, он оставил у нас икону Троицы. Так в нашем доме появилась первая икона.
Жизнь многообразием и проблемами заставила искать ответы на многие вопросы. Появились книги по психологии, истории религий (христианства, буддизма, ислама). Но до веры было ещё очень далеко. Горе, болезни, смерть мамы перемололи моё сознание, разобрали мою душу на частички. И когда показалось, что уже нет спасения, моя душа раскрылась навстречу Богу. Всё стало ясным, спокойным и радостным.
Серёжин роман "Библиотекарь"- словно тихий голос из прошлого, наконец-то долетел не только до моих ушей, но и дошёл до сердца. Много бы я сейчас задала ему вопросов. Но жизнь не оставила такой возможности. Теперь искать ответы на все вопросы придётся самой. Но мысли, которые Сергей пытался донести до нас в романе, его стройная картина Мира, будут освещать путь. Как маячок для всех, кто ищет дорогу к Богу."

Спасибо, Наташа. Некоторые мысли и чувства так созвучны, что еле удержался от комментариев! А теперь вижу: хорошо, что удержался. Это было бы, как встревать непрошенному третьему в задушевную беседу двоих. Поверь, он всё слышит и очень благодарен за каждое тёплое слово.

   Отзыв Татьяны Игоревны Исаковой:

Судьба свела меня с Сергеем Сергеевичем, когда я была уже взрослым человеком. И как же мне жаль, что он не был моим учителем в детстве.
Читая его книгу, я заранее боялась тех мест, где описываются физические законы. Физику я никогда особо хорошо не понимала. И с каким удивлением открывала для себя серьёзные вещи, описанные в романе так просто и ясно.
Какую красоту и гармонию во всём видел он и показал читателю! Такие образы подбирал, что многое станет ясно даже ребёнку. Как же я понимаю теперь учеников, с восторгом отзывающихся о Сергее Сергеевиче.
И ещё раз: как жаль, что и мне не посчастливилось быть его ученицей. Читая его книгу, ломаешь многие устоявшиеся представления о мироустройстве, законах Вселенной, понятиях добра и зла. По новому видишь жизнь и смерть, честь и предательство, предназначение человека и смысл жизни.
И всё время как будто беседуешь с автором, слышишь его голос, ощущаешь рядом с собой. И так многое ясно и понятно становится! И в то же время возникают вопросы. Множество вопросов! Которые уже не задать...

Спасибо, Таня. А вот с последним утверждением, как православный оптимист, позволю себе не согласиться! Невозможность задавать вопросы Серёже напрямую - временное затруднение в общении с ним. Стадиальное в духовном развитии. Поверь пожилому человеку: ещё пообщаешься с Сергеем и получишь исчерпывающие ответы на все вопросы. Так что смотрим вперёд, как он и завещал, с упованьем, чаяньем, надеждой!

   Профессиональные философы обратят внимание на классическое именно для философских работ начало романа. Он начинается с критики. С критики всё ещё всесильной в мировой философии идеологии материализма. С критики его разбитого и сошедшего с исторической сцены воинствующего авангарда - марксизма-ленинизма.
Назвав первую главу: "Ошибка Ленина" и научно обосновав это утверждение, Сергей с "порога" дистанцируется от материалистического мировоззрения. Есть ли в этом громком названии желание эпатировать и захватить внимание читателя? Нет. Если это и получилось, то попутно и непреднамеренно. Будь у Сергея такое желание, уж он бы нашёл "громкое" название и для всего романа.
Да и даже в первой главе-завязке, просто обязанной по законам жанра создать интригу и напряжённость, дискуссия героев с доцентом Одиноковым завязывается не столько вокруг ошибочности утверждения Ленина о бесконечности движения в познании микромира в глубину, сколько вокруг спора о проблеме истинной элементарности. С большим риском того, что тоже с "порога" отсеется та значительная часть читателей, кто, оторвав глаза от строк, не сможет сформулировать, о чём и зачем идёт речь.
А этот вопрос только на первый и поверхностный взгляд может показаться малосущественным научным и философским казусом на фоне огромного ряда идеологических и мировоззренческих вопросов. На самом деле он один из краеугольных в идеалистическом мировоззрении. По мнению материалистов вселенная бесконечна в пространстве и во времени в любых их направлениях. В том числе и в углублении в микромир. А затруднения в этом движении - вопрос времени и техники.
А если вдруг выяснится, что есть первокирпичик вселенной, то тут же возникает вопрос: а откуда он взялся? А затем ещё ряд вопросов: как появился и зачем? Вплоть до того главного уже для идеализма: а нет ли здесь доказательства наличия Творца?
Эти вопросы на протяжении всего повествования Сергей развивает, обосновывает и дополняет в мировоззрении главного героя Николая Горькова до стройной непротиворечивой с научной точки зрения метафизической картины расширяющейся многомерной Вселенной. Попутно ненавязчиво пропагандирует он тактически правильный научный подход к сложным мировоззренческим вопросам: поиск критериев истинности.
В случае с элементарностью частиц таким критерием в науке общепризнанно считается упругое рассеяние и закон сохранения импульса. Помня, что это не научная статья, а художественное произведение, Сергей эти сложные для далёкого от физики читателя объясняет, что называется "на пальцах". На примере удара кулаком по боксёрской груше.
В четвёртой главе критика основ марксизма-ленинизма в лице Гегеля продолжается не по инерции, в силу необходимости сюжета, а потому, что Сергей видел и хотел показать слабости и недочёты в трудах философов, ставших опорой научного коммунизма - диалектического материализма. (Как забавно звучат в наше время эти казавшиеся железобетонно убедительными словосочетания)...
Впрочем, первые главы неплохо выполняют и роль завязки интриги в фабуле романа. Дело в том, что заниматься критикой марксизма-ленинизма в начале восьмидесятых годов двадцатого века, во времена ещё всесилия КПСС и её идеологических и репрессивных доктрин и институтов было делом опасным.
Естественно, критика Ленина, мессии коммунизма, не могла пройти мимо внимания куратора университета от "компетентных органов". Так в романе появляется зловещая тень майора Овсиенко. Несмотря на все демократические веяния, вполне в его власти было не только с треском выставить ребят за стены университета, но даже и сфабриковать политическое уголовное дело с наказанием в виде лишения свободы. То есть сломать и исковеркать их судьбу в той системе почти неисправимо. Времена Андропова в этом смысле были ренессансом времён Сталина. Разве что высшую меру практиковать уже стеснялись. Зато была придумана и безотказно работала на верхушку КПСС система "лечения" диссидентов от "психических расстройств"...
И вот тут на сцене действия появляется ещё одна и, пожалуй, центральная линия романа - мистическая. Многие со мной не согласятся, да и сам Серёжа характеризует свой роман, как "философско-художественный с элементами физики и мистики". Но я попробую обосновать, что в сложной полифонии романа - мистическая мелодия является доминантой.
Для этого вернёмся ещё раз к названию романа. "Библиотекарь". У многих читателей наверняка возникнет вопрос: зачем Сергею, популяризирующему с помощью титанического и, как судьба распорядилась, итогового романа свои находки в философии, метафизике и физике понадобилось вводить в такой серьёзный труд элементы мистические, почти сказочные?
Возвращаемся к началу: Сергей сознательно с первых слов противостоит материалистическому мировоззрению и неуклонно ведёт сюжет романа и его героев по мистически-провиденческому руслу развития событий.
Вот как Юра впервые заочно знакомит Николая с Библиотекарем и какую даёт ему характеристику:
" Докопался я до Михеича: расскажи мне про Соловьёва. И тут меня Михеич снова удивил. Он говорит: "Вижу, что тебя поразила ясность и логичность его философских работ, но для меня главное в нём то, что он был мистик!" "Это как, - спрашиваю, - Он что, совмещал шарлатанство с философией?" Помню, как Михеич на меня посмотрел, ну как бы это сказать? Как на щенка!... Вот он маленький, хорошенький, но глупенький!... "
Фигура самого Степана Михеевича, Библиотекаря, мистична от начала романа и до конца. Причём, по нарастающей, со всё более "сказочными" подробностями. И потому противостояние Михеич - КГБ Сергей сразу и без предисловий выводит на уровень противостояния тёмных и светлых сил Святой Руси. Для себя в вопросе их существования и непримиримой борьбы Сергей определился бесповоротно и бескомпромиссно задолго до написания романа. Поэтому в романе нет и намёка на попытку понравиться всем читателям. Вход, что называется, свободный, но выход для материалистов ещё свободнее. Им читать этот роман противопоказано: может поколебаться догматика материалистических убеждений!
Но и с Русской Православной церковью, на первый взгляд, у Библиотекаря отношения не простые и не однозначные. Михеич (как и сам автор всю сознательную жизнь) исповедует и всеми доступными способами пропагандирует идеологию Розы Мира, изложенную в одноимённой книге Даниила Андреева. Вот мы дошли и до сверхзадачи романа: показать и доказать, что все противоречия между учением Андреева и РПЦ - это внутрисемейные стадиальные и мнимые недоразумения, разрешимые при взаимном желании и терпении. Что Сергей и показал на примере всё более миролюбивых и взаимодополняющих дискуссий иерарха РПЦ отца Пахомия и миссионера Руси Небесной Библиотекаря.
Открою секрет наших личных с Серёжей бесед: он ставил перед собой ещё одну сверхзадачу. Он хотел в лице отца Пахомия показать пути движения идеологии РПЦ в направлении с требованиями времени и долга. В направлении духовного лидерства в деле просветления и объединения в лоне Вселенской Христианской Церкви всей планеты. Сергей хорошо понимал, что вопрос это - суперсложный. И потому коснулся его в романе (в отличие от его полемических философских статей) очень осторожно и деликатно. Но в то же время без компромисса в ключевом разногласии Православия и Розы Мира - в вопросе сущности Троицы. В этом вопросе он был непоколебим и нетерпим даже в устных наших дискуссиях.
Фигура отца Пахомия, трагическая в период жизни до знакомства с Михеичем, одна из наиболее динамичных в развитии и изменении мировоззрения. Врач-психиатр, сам временно потерявший рассудок, приходит к твёрдой вере в Бога, выздоравливает и становится православным священником. Но мало этого, общаясь с Библиотекарем, он продолжает расширять кругозор и проходит путь от полного неприятия "Розы Мира", книги, написанной "впавшим в прелесть" философом, до критического осмысления и частичного приятия истин, пропагандируемых Даниилом Андреевым.
Параллельно этому идут дискуссии двух мистиков-богословов о загадках земной миссии Христа. В Сергее-писателе опять прорывается проповедник и неукротимое желание проповеди учения Розы Мира, визионером которой он был и остался до последнего дыхания!
Роман очень автобиографичен. Настолько, что некоторые герои носят подлинные имена своих прототипов. А их судьбы в произведении - сложное переплетение реальных судеб и событий, придуманных Сергеем под давлением фабулы романа. А она, в свою очередь, сознательно и подсознательно, была художественной компиляцией его огромного багажа предыдущего философского и научного творчества.
Но если роман автобиографичен и биографичен, встаёт интересный вопрос: а кто в реальной жизни является прототипом Степана Михеевича, Библиотекаря? В окружении Сергея, это я знаю точно, такой фигуры не было. Хотя бы и потому, что такой фигуры нет в современном мире. "Шила в мешке не утаишь", и появись праведник такой силы, его бы знала вся Россия.
Моя версия - это мысленная проекция в будущее собственной судьбы. Сергей чувствовал свой необыкновенный потенциал и постепенно шёл к реализации и его мистической составляющей. Пример великого Тёзки всегда был перед его мысленным взором...
Среди многочисленных линий романа невозможно не заинтересоваться, а то и полюбить за стройность и продуманность, линию вызревания в сознании Николая убеждения в наличии иерархической лестницы миров во Вселенной. Многомерность пространства и времени! Область плотного соприкосновения и пересечения интересов современных науки и религии. И пусть в реальности до идиллии в их отношениях ещё очень далеко, внутри Серёжиного сознания и внутри сознания его Литературного Героя научное видение и понимание многомерности Вселенной органично превращается в религиозное представление о том же. Вернее так: о Том же! В конце романа Николай на семинаре рисует стройную картину расширения нашей трёхмерной вселенной в четырёхмерной с объяснением этим многих физических законов.
Особое место в романе занимает образ главной героини - Глаши. Не скрою, что первая моя реакция даже на это имя была негативной. Ну кто в наше время назовёт своё дитя Глафирой? Почему некоторые слова, и имена в том числе, становятся старославянизмами и выходят из употребления? "Тайна сия велика есть!" Но сколько мы ни спорили, Сергей настоял на своём, и Глаша осталась Глашей.
Нам обоим был бесконечно дорог образ Татьяны Лариной. Как пойманный Александром Сергеевичем и зафиксированный Даниилом Андреевым отблеск в живом человеке Мировой Женственности. И наша Глаша, естественно, должна была явить собой Татьяну Ларину нашего времени. И Серёжа нашёл достоверный ход в создании такого образа. Обычная девочка из староверческой семьи. Скромная, симпатичная, доверчивая и любознательная, каких много и в обычных семьях. Но при этом "старомодная" и твёрдая, как и всё наше староверчество, в вопросах веры в Бога и морали.
Но при всём том Глаша - не одна из сестёр Лыковых. На её воспитание, как и большинства детей Колмогорова, активное и решающее влияние оказал таинственный Библиотекарь. Вплоть до того, что хорошо развил и поставил её замечательный от природы голос.
У Николая взгляды на мир и допустимое в лёгком флирте гораздо "современнее". Влюбившись в Глашу и даже твёрдо решив связать с нею жизнь, он позволил Милане сесть ему на колени в начать целоваться "взасос". Сергей пытается немного реабилитировать своего героя тем, что он пытался оторвать от себя Милану, но она оказалась "неожиданно сильной". Бывает, только, скорее так: при таком поцелуе сам оказываешься неожиданно слабым.
Результатом этой слабости стала разлука, отъезд Николая в Америку, выход Глаши замуж за нелюбимого человека по староверческим обычаям, рождение и воспитание двоих детей. И второй шанс, даруемый судьбой (или автором?) на слияние уже не только и не столько телами, сколько душами. Собственно, логичная и заслуженная награда за праведный образ жизни главной героини и её нерастраченную любовь. Но и повзрослевший Николай - уже не тот самолюбивый до доли нарциссизма гений, а зрелый духом и достойный её любви мужчина.
И именно перу Глаши, любимой героине, Сергей доверил своё горячо любимое творение: "Сказки равви Гелеба". Серёжино видение трагедии в Палестине двухтысячелетней давности. А по логике строения романа - развязка дискуссий о тайнах Миссии.
И эта линия романа, без преувеличения, ставит его в один ряд с лучшими произведениями христианской литературы и литературы о Христе.
Сила Сергея и его романа в том, что он не только верил в то, что пытается внушить читателю, но и сам жил по этому убеждению. Кому-то после прочтения станет досадно, что уже нельзя подискутировать с автором. Можно! Но для этого надо длинной праведною жизнью открыть у себя органы духового общения. Удачи в этом и приятного чтения!