Сказки немого телевизора
Сказка 4-я.
О земле родной и дороге к дому
Свет летит, тьма - остаётся.
Свет во тьме, но тьмы нет в свете.
Свет – единственный (свет в окошке), тьма – множество (тьма тьмущая).
Свет - знание, определённость, ясность. Тьма – неведение, расплывчатость, туман.
Свет – совет, согласие, совместность. Тьма – разногласие, отдельность, одиночество.
Тьма – вместилище, свет – сущность. Тьма – возмож-ность, свет – действительность. Тьма – мать, свет – отец и сын.
Свет – волна, тьма – волнуется.
Царь шёл и думал о том, что любовь вечна и все могут быть царями. А вместе с первой змеёй за ним увязалась вторая, за ложбинкой поджидала третья, на пеньке свернулась ещё одна.
«Что нужно, чтобы быть царём? Царство. Что есть царство? Земля, пространство. Не простое про-странство, но то, что признаёт тебя царём. Царь ВЛАДеет царством, т.е. живёт с ним В ЛАДу. Человек – царь природы. Значит, маленький кусочек природы, родина малая – вот что делает человека царём. Собака служит человеку с радостью, в этом её предназначение, лошадь любит хозяина – и может погибнуть без него от тоски. Даже слон – самое большое животное – и тот работает по хозяйству и рад человеческой ласке. А человек-слуга никогда не будет так любить начальника - потому что не должен, не его это доля, и он знает это в глубине души».
Вокруг царя уже образовался целый круг змей, волнующих траву, шуршащих листьями. Царь заметил их, но, увлечённый думой, не испугался, а просто включил в круг своей мысли.
«Вот и змеи – даже они служат человеку, уменьшая количество грызунов. Они опасны, но, как и пчёлы – никогда не нападут на человека, если в нём нет агрессии, В Индии змей держат дома, как кошек, и на-ливают им в блюдечко молока».
Змеи продолжали сопровождать царя, но их круг перестал сжиматься, и шипенье стало другим.
«Значит, у каждого человека должна быть своя земля, родина его и его семьи, рода. Только не взять надо стремиться от земли, а отдать ей. Земле нужны забота, ласка. Всему живому нужны забота и ласка человека. То, что мы ощущаем как привязанность к родной земле – это её ответная любовь. Дома и морковка слаще, и цветы веселей, и птицы поют по-другому. И эта любовь будет окружать мужчину и женщину, она будет подпитывать их чувства, и их взаимная любовь станет вечной. Она прорастёт в каждой травинке, от-зовётся в каждой живой букашке, зазвучит в стрекоте кузнечиков, в громе далёкой грозы».
Змеи млели от невидимого света, который излучал царь, они то останавливались на короткое
время в блаженстве, то снова бросались догонять его. А по ветвям за ним спешили белки, из-за кустов выглядывали косули, на пригорке показался волк. Царь всё видел и всё ощущал, и на всех у него хватало тепла. Но лес кончился, у брода через речку вся живность отстала и ещё долго бродила, летала и ползала по лесу без всякой видимой цели, возбуждённо перекликаясь и путаясь друг у друга под ногами.
- Чтобы человек вложил в землю свою душу и любовь, надо чтобы он чувствовал, что земля эта - его навечно, что никто не может на неё покуситься, отобрать.
- Родовую землю надо полностью вывести из оборота – её нельзя будет продать, заложить, отобрать по суду за долги и пр. Налоги с неё брать тоже нельзя, земля не должна быть обузой, но только предметом любви и заботы.
- Вам ничего нельзя поручить! - скрипнула зубами Глафира Сергеевна так, что все змеи Земли прижа-ли головы. – Всё надо делать самой.
- Ты прекрасен, мой любимый! Я горжусь тобой, - прошептала Любаша на всю Вселенную.
- Дума назначила срок президентских выборов, - сообщил стране премьер-министр и, отвернувшись от камеры, добавил для Кабинета вполголоса, – Теперь наша задача демократически, т.е. организованно, устранить всех посторонних кандидатов – через суд, через телевизор, через давление на их бизнес – и выйти на мои безальтернативные выборы.
- Папа, где ты? – плакала в тюрьме царевна.
- Я иду к тебе.
- Земля, конечно, отвечает на любовь человека, но крестьянская доля трудна и хлеб полит потом – а это не совсем для «царя» подходит.
- Пока не знаю, что ответить. Но знаю, что ответ будет, потому что сказка – как дерево – она живая, она растёт. И дорастёт до ответа.
- Ещё я вот что подумала: царство – это ведь и леса, и горы, и моря. Если ты родовую землю называешь царством, то там всё должно быть.
- А что, здорово! Половина участка – лес. Возле дома – хвойный, подальше – лиственный. В лесу – грибы, орехи, ягоды. И, кстати, никакого труда, чтобы их вырастить, не требуется. Только собрать. И листовой опад прекрасно удобрит почву – опять работы меньше. А если на участке будет пруд, то влажность повышенная приведёт к обильному выпадению росы, и огород не надо будет часто поливать.
- А ещё можно посадить плакучую иву, и даже в самый зной она посевы окропит слезами.
- Заметь, сейчас мы заняты именно царским делом – не воду на огород таскаем, но всё стремимся так спланировать и разместить, чтобы своё исполнив предназначенье, дало приплод и урожай достойный.
За речкой на грунтовой дороге царь тормознул белую «четвёрку»:
- До столицы не подбросите?
Лохматый бородатый мужик, которого в тёмном лесу легко было бы принять за разбойника, кивнул приветливо, насколько это возможно при такой внешности:
- Садись. А я как раз к царю еду.
- Так, говорят, царя уже нет. Революция. Выборы. Президент.
- Как ни назови, а всё - большая шишка.
«Жигули» покатились по пыльной дороге, время от времени поскакивая на ухабах.
- А как сделать, чтобы грядки не копать?
- Бог, создавая мир, всё нужное предусмотрел. И почву он кого-то рыхлить назначил.
- Червей, наверно, дождевых.
- Верно. Червей, жучков и разных микроорганизмов. На площади в один гектар, если её плугами не губить, одних червей насчитывается десять тонн. И вся эта махина, рыхлит и роет, не останавливаясь, а не только по весне.
- Действительно. А как же с сорняками быть?
- Придумаем ещё.
- А что у тебя за дело к царю? – спросил царь. - Или секрет?
- Да никакого секрета нет. Ты вот подумал, что я разбойник, а вот и нет. Я партизан. Нет у меня начальства, никому не подчиняюсь, никого не спрашиваю. Разбойничаю иногда, это правда. Но больше так - чтобы славу дурную в округе создать, дабы зеваки не беспокоили.
- Так, вроде, война давно окончилась. Против кого ж ты воюешь?
- Я не воюю, я партизаню. Самим фактом личной непокорности создаю духовную напряжённость в апатичном обществе (ср.
Команданте Маркос). А война, друг мой, не заканчивалась. Она перешла от оружия огнестрельного к оружию массового поражения. Тебя как звать-то?
- Василий.
- Меня Пётр. Так вот, Василий, война идёт химическая, только средства доставки у этого оружия не ракеты и снаряды, а торговая сеть – спаивают народ. Ты статистику смертности знаешь? Каждый второй обитатель морга (морж, так сказать) отдал концы от сердечно-сосудистых заболеваний – это такой эвфемизм медицинский, а по-русски значит – от водки. А каждый третий морж окочурился от несчастных случаев – то есть…
Партизан выжидательно посмотрел на царя.
- С перепою? – догадался Василий.
- Именно. То ли пьяный под колёса попал, то ли пьяный водитель пешехода сшиб, то ли замёрз, блин, под забором. Но что меня потрясает – народ сам финансирует собственную погибель. Фашисты-дураки оплачивали лагеря смерти из бюджета рейха, ну и не потянули. А наши спиртозаводчики только богатеют на геноциде.
Царю стало стыдно, потому что трёх из десяти самых крупных производителей алкоголя он лично наградил орденом Дружбы народов и Знаком секс-символа современности.
- А сколько девушек курящих сейчас по подъездам да по офисам, видел? И кого эти дуры смогут родить? И так все специнтернаты забиты.
- Я тебе как мужчина скажу. У меня к курящей женщине отношение как... к функциональной единице. С ней можно решать производственные вопросы, но она не притягивает, в ней нет зова рода, она предала свой женский род. И нет позыва уступить место, как даме, или там на танец пригласить. Ничего нет.
- Она предала свою половинку.
- Знаешь, почему курение распространяют по земному шару? Оно блокирует у человека саму возможность воспоминания о прошлых жизнях – о своей любви, своём божественном происхождении, своих предках. И не только у самого человека, но и у его потомства, если оно будет.
- Значит, мужчинам тоже курить нельзя?
- Курить, вообще, незачем. Просто – с точки зрения потомства - мужчина может бросить курить и через три месяца его половые клетки обновятся, и хотя бы потомство будет здоровым. А яйцеклетки женщины не обновляются, они закладываются у девочки ещё в утробе матери и если повредятся – ребёнок может родится дефективным даже если женщина давно не курит и не пьёт .Слово "женщина" однокоренное с латинским gen - "род", "рождать", слово "баба" – с персидским "bab" – "врата". Если она курит – это уже не женщина, не баба, а…
- Функциональная единица.
- А ещё, - продолжал Пётр, - идёт война экологическая. Почва, вода, воздух – ничего не щадится. Не смогли враги нас в прямой войне одолеть - потому что каждая берёзка нам силу придавала, каждый ручей – живой водой поил. А теперь всё под топор да под экскаватор – и опять нашими же руками. Диву даёшься - как им это провернуть удаётся? А удаётся потому, что корень всему – война культурная, идеологическая. Вдруг поверил народ пришлым сказочникам, что сейчас каждый сам по себе, что конкуренция всему голова, а не сотрудничество, что не создавать надо, а вырывать друг у друга. И сейчас, как раковая опухоль внутри организма – наше общество само себя поедает.
- И что же делать?
- Свои сказки да обычаи вспоминать. Я хочу царю сказать, чтобы… - Пётр бросил быстрый взгляд на Василия, - чтобы отрёкся он от власти - но не в пользу Думы, Правительства или Президента, а в пользу народа.
- Это как?
- Ну, представь – наследственный будет царь, выборный или назначаемый – а какая разница? Всё равно один человек или триста человек будут определять, как жить остальным.
- Так это и есть демократия.
- Да разве триста человек смогут придумать, как жить ста пятидесяти миллионам? Они и свою жизнь счастливо устроить не могут. И даже если они придумают самые лучшие законы, чтобы исполнять их – надо же знать, как они устроены. Поэтому законы у нас – только запреты, а помочь человеку наладить свою жизнь – они не могут. Старинные же обычаи не запрещали, а указывали, как достигнуть желаемого.
- Ты хочешь сказать, - задумался царь, - что народ сам собой управлять должен? Но как это возможно?
- Я же управляю собой, и другие партизаны тоже. Крестьяне испокон веков сами сажали хлеб и сами убирали. Девицы сами стремились замуж, а дети взрослели без царского повеления. Поэты без указаний сверху творили песни, а в праздники попы и прихожане плясали, хотя ни слова о том не сказано в Писании священном.
- Византийский историк Прокопий Кесарийский отмечал, что у славян нет писаных законов, что все законы у них в голове, и исполняют их славяне добровольно. Я думаю, такой строй они и именовали самодержавием.
- Так-так-так, - взор Василия прояснился пониманием. - Жизнь может быть организована обычаем, авторитетом предков и разумом своим, желанием жить в согласии. И это, действительно, было всегда – даже в Библии описана эпоха судей, а не царей. И до сих пор такая самоорганизация имеется – в компаниях друзей, в артелях мастеровых, в семье - каждый сам себе голова, сам себе царь. Но…это легко представить в маленькой общине, а в большом государстве – ох, как трудно.
- А почему? Ведь можно общине иметь представителя в большом государственном совете. Не депутата, заметь, который стремиться «выйти из народа» и остаться в столице, а представителя, который дорожит именно членством в общине и родиной своей и лишь на время оторвался для исполнения необходимой обязанности.
- Это возможно, если земля, родина важнее для человека окажутся, чем жизнь в центрах цивилизации. Но это так и есть – ведь только земля хранит любовь. Тот, кто добра своему роду желает – ни на что не променяет землю родную.
- И представителем от края пусть будет только человек, имеющий здесь родину свою, который сотворил здесь прекрасный сад и лад в семье. Именно возможность творчества оторвёт человека от цивилизации.
- Почему?
- В цивилизации человек работает по найму, и даже предприниматель работает на систему, на удовлетворение спроса. Художник тоже должен быть успешным, свои творенья должен продавать. А это губит творчество. И песни самые чудесные слагались теми, кто не потерял ещё связи с землёй. А как прекрасно творить свой мир, свою округу - как картину, как пейзаж, как лад во взаимоот-ношениях всего живого, как дар для своей любимой, наследство для своего рода. И, наконец, высшее творение, божественное – творение нового человека. Куда уж больше!
- Так-так-так-так-так. Ага. А ведь я, пожалуй, сейчас продолжу твою партизанскую мысль…
И царь рассказал о родной земле, которая делает любовь вечной.
- А ещё в цивилизации муж и жена работают на разных работах, у них разные интересы, и это делает любовь их непрочной, недолговременной. На родной земле их дело – общее, и общее с детьми. Ещё один разрыв преодолён окажется – между родителями и детьми.
- Да ты настоящий партизан! – восхитился Петруха. – Земля родная как картина – здорово придумал. Кстати, нарисована эта картина не только цветами – она и пахнуть будет, а в ветвях деревьев будет играть ветерок и птицы петь. Как же любить будет женщина того, кто ей подарит такой… райский сад! И каких детей она ему родит! Я думаю – женщины не рожают от духоты. Горожанки просто болеют без свежего воздуха. А, вдохнув свежего воздуха, человек будет стремиться всю жизнь провести на своей родине. Такого партизана - хозяина, творца и главу рода нельзя будет ни соблазнить, ни подкупить, он будет свободен сам решения принимать, а не гнаться за призрачным интересом богатства, власти. А это и есть народовластие.
- Это точно – центральная власть удобна больше горожанам, потому что они подключены к этому электричеству, водопроводу, канализации как коматозный больной к аппарату искусственного дыхания. Выйди всё это на секунду из строя – и… подумать страшно. Крестьянину никто не нужен, ему вся власть – только тягость и паразитизм.
- Но горожан и загнали в такое положение, чтобы они нуждались в центральной власти.
- Кто? Центральная власть?
- Тот, кто нуждается в центральной власти, потому что одним человеком манипулировать легче, чем миллионами свободных царей-крестьян. Тот, кто оболванивает наших детей с помощью школ мёртвого знания, чтобы они не прикоснулись к живому. Тот, кто хочет населить этот мир существами зомби.
- Неизвестный спонсор?
«Четвёрка» выехала на асфальт и помчалась на запад, к столице. На развилке её тормознули гибддешники.
- Ваши документы.
Пока один офицер сверял разбойничью внешность Петра с фотографией в костюме и галстуке, второй потянулся за рацией:
- Вижу человека, похожего на царя… Да-да, тот самый, самозванец.
И рука его легла на автомат.