Когда все было иначе (легенда о Безымянном племени)
Глава II
Я не смею больше молиться,
Я забыл слова литаний.
Надо мною грозящая птица,
И глаза у нее — огни.
Н. Гумилев. “Птица”.
Для Безымянного племени наступал Великий день, но шаман был неспокоен и печален. Те, кто видели его возвращение из Нижнего мира, рассказывали, что Асылбугаз был бледен и как будто потрясен. Но он молча собрался и ушел в тайгу на поиски Священного места, а люди остались ждать его и готовиться к празднику, хотя радости в них не было.
Кам вернулся и объявил, что видел изображение лося; он разрешил начинать праздник и сказал, что приступает к выбору Великой Жертвы, которая приносилась Покровителю. Но он никому не рассказал, как Карачекре с воплем убегал со священной поляны, а он, Асылбугаз, смотрел на него из-за дерева и боялся даже подумать, какие беды может навлечь на племя нарушение заветов Кук Тэнгре.
Выбор Жертвы - это великое таинство, как, впрочем, и сам ритуал посвящения. Только кам знал, что из всех людей племени он ищет того, в ком уже начал проявляться Покровитель. Он должен был найти человека, похожего на лося.
Асылбугаз в полном шаманском облачении сидел, подперев голову рукой, на возвышении и наблюдал, как на площади перед ним мальчики, юноши и молодые мужчины племени боролись, скакали на лошадях, стреляли из лука, метали копье, исполняли танцы и разыгрывали сцены из прошлых охот. Каму трудно было избавиться от мрачных, почти панических мыслей, которые овладели им утром у священного камня. Он много видел и пережил за свою жизнь и как шаман участвовал во всех горестях и радостях своего племени. Но то, что происходило сейчас, грозило именно ему, Асылбугазу, сыну Бикбатыра, и сила и знания шамана не могли уберечь от этого. Великий шаман содрогнулся, внезапно почувствовав себя слабым человеком во всевластной руке Бога.
Видя, что кам глубоко задумался и не смотрит на представление, его руки коснулась жена - Тэмбикэ. Асылбугаз вздрогнул и огляделся. Празднество приостановилось: люди, испуганные его мрачным видом, переглядывались, гадая, что случилось. Тэмбикэ тревожно заглядывала ему в глаза, и Великий шаман выпрямил спину, крепко сжав посох в правой руке. Страх оставил его, и вернулось спокойное сознание собственной силы. Он был благодарен Тэнгре хану за этот прощальный дар. Взгляд кама обрел привычную ясность, морщины на челе разгладились, и люди облегченно вздохнули. “Чему быть, того не миновать, - думал Асылбугаз, улыбаясь соплеменникам. - По крайней мере, я выберу им могучего Покровителя!”.
В самые жаркие послеобеденные часы праздник поутих, но к вечеру помощники шамана стали готовиться к ритуалу посвящения Жертвы, а остальные, поглядывая на плотно закрытую дверь дома шамана, расчищали место и накрывали столы для более печального праздника - проводов Жертвы. Все эти звуки явственно слышались и в доме, но двое находившихся там были отделены от обыденной жизни рукою Тэнгре хана. Для них уже начинался Обряд.
Асылбугаз молча разглядывал того, на ком он наконец остановил свой выбор. Юноша, стоявший перед ним, был несколько нескладно сложен: слишком длинные ноги и широкие плечи, слишком могучая грудь. Длинное скуластое лицо, большой лоб; он стоял, расставив ноги и опустив руки, исподлобья глядя на кама.
Асылбугаз смотрел, и облегчение и радость мало-помалу поднимались в нем, заставляя забыть о прежних мыслях. “О Великий Тэнгре! - возликовал в душе кам, - благодарю тебя за то, что ты помог мне найти его... Прошу твоей помощи, чтобы как должно совершить Обряд... Если будет на то твоя воля, этот юноша станет великим Покровителем!”.
Весть о том, что Жертва избрана, пронеслась по всем селениям, и люди племени стали собираться на праздник Посвящения. Двери домов и землянок были открыты, и везде принимали всех, не заботясь о родстве и общественном положении. Только один дом все обходили стороной - дом, откуда на закате выведут Жертву.
В этом доме двигались осторожно и говорили шепотом. Отец гордился тем, что его сын послужит Покровителю, а, значит, всему племени; брат спрашивал себя, чем он оказался хуже, и почему избрали не его; сестренка радовалась, что все говорят о ее любимом брате и в его честь готовят праздник. А мать думала только об одном: магия шамана действует, и юноша, сидящий молча перед нею, - это уже не ее Егэршэ, сын, которого она родила и вырастила. Лицо его застыло, он не улыбается и не смотрит на них. Он как будто прислушивается к чему-то, и взгляд его - взгляд человека, полностью погруженного в себя, и даже еще глубже.
Огненный закат погас, и звезды ярко и неотвратимо вступили в свои права, а праздник продолжался. Из дальних деревень подтягивались опоздавши, представление не прекращалось, а на столах еды не убывало. Ведь такой пир бывает раз в двадцать пять лет! И среди этой толпы людей не было более странной пары, чем Асылбугаз и Егэршэ. Они сидели в разных концах стола, не вставали с места и не переговаривались, но, как влюбленные, смотрели, не отрываясь, друг другу в глаза и, как смертельные враги, следили за каждым движением и жестом друг друга. Связь, возникшая между ними, скоро окрепла и стала осязаемой, как луч света. Людские мысли и чувства не задевали этих двоих, и праздник обтекал их, как волны обтекают одинокие камни.
Возвышенный и восхищенный тем, что власть и сила вернулись к нему, Асылбугаз вдохновенно творил свою магию. Одним мощным усилием проникнув в сознание Егэрши, он уже больше не отпускал его. Он должен был знать его мысли и чувства, чтобы подготовить к Обряду. Хладнокровно следил он, как лицо юноши застывает, превращаясь в бесстрастную маску, и глаза, прикованные к глазам шамана, теряют осмысленное выражение; существо, сидевшее теперь перед шаманом, не видело, не слышало и не помнило. Оно было похоже на первого человека, только что поднявшегося из глины и воды в пещере, повинуясь солнечной руке Тэнгре хана[1].
Наконец кам молча встал и, не оглядываясь, пошел прочь с площади и из деревни. Он знал, что Жертва идет за ним. На них никто не оглянулся: все знают, что нельзя мешать Обряду. Только праздник взметнулся, возликовав, что близок час явления Покровителя.
Два человека шли через тайгу. Один из них уверенно и спокойно выбирал тропы и огибал упавшие стволы, второй, будто прикованный к первому, спотыкался, не замечая дороги.
Размеренный танец деревьев вокруг них закончился, и пологий спуск вынес их к тихо шептавшим волнам озера. Первый медленно пошел по берегу, не отрывая взгляда от черной воды и негромкими заклинаниями отвечая шепоту волн. Пение становилось все громче, и наконец резкий вскрик заставил второго подскочить к остановившемуся каму.
Теперь они стояли лицом к лицу: кам и будущий Покровитель. Снова полилась плавная речь заклинаний, и шаман медленно начал снимать свою торжественную одежду. Юноша повторял его движения, при каждом вскрике шамана роняя на землю часть своей прежней жизни. Одежда, лежавшая на земле, притаилась в темноте ночи, и уже ничто не отделяло двух обнаженных, будто только что рожденных людей от Великого отца Тэнгре и Великой матери Умай[2].
Заклинания сделали теплый ночной воздух послушным желаниям шамана: он смывал с их обнаженных тел все, что принадлежало людям и цивилизации. Пение сливалось с журчанием волн, взмывало к шелестевшим верхушкам сосен, понижалось до мрачных утробных звуков; наконец кам резко повернулся и бросился в черную воду. Сразу же за первым всплеском послышался второй: человек, который перестал быть Егэршой, бросился в волны вслед за ним.
Две тени подплыли к решетке. Шаман достал из тайника ключ и отомкнул тяжелый замок. Они протиснулись в лаз, проплыли немного; задыхаясь, вынырнули из воды, когда подводный ход перешел в подземный. Они шли теперь в толще острова, приближаясь к его центру. Тесные стены подкопа не давили на них, здесь было удивительно легко и спокойно. Тяжелая деревянная дверь открылась при их приближении: помощники кама ждали. Дверь закрылась, пропустив их в хижину.
Бесшумно подошли помощники, быстро обмыли им ноги и растерли их полотном. На кама надели передник со священными рисунками, юношу оставили обнаженным. Открылась вторая дверь, и они вошли в Священную комнату.
Большая квадратная комната была почти пуста; на беленых стенах - ни пятнышка, отполированный деревянный пол блестел. Чистоте уделялось особое внимание: в эту комнату не должна была попасть даже пылинка, принадлежащая той жизни, что бурлила за пределами темных вод озера. Этой комнаты, этой хижины и острова как будто не было: они выпадали из кишащей зверями и птицами тайги, озабоченных и суетливых деревень, проселочных дорог и проезжих трактов, ведущих и следа той мешанины чувств, мыслей, воль и сил каждого человека, которая сопровождает людей, где бы они ни находились. Эта комната была чиста.
Кам уверенно прошел в левый дальний угол и повернулся лицом к двери. Теперь слева от него находились прикрепленные одна над другой полки; они перегораживали комнату, доходя почти до двери. Помощник подвал юношу к Асылбугазу и поставил его между шаманом и полками, тоже лицом к двери; затем подал каму его магический посох и большой отполированный до блеска рог, осторожно сняв их с полки. Асылбугаз принял рог, пропел над ним короткое заклинание и положил у своих ног.
Помощники сняли бубен и маленький барабан; один из них встал с бубном слева от двери, другой с барабаном справа. Барабан, отвечая привычным ладоням, начал отстукивать медленный ритм; ему вторил бубен. Асылбугаз сжал посох ладонями обеих рук и почувствовал, как в него переливается сила — сила этой комнату, в которой из цикла в цикл камы племени совершали великий ритуал превращения; магических предметов, что стояли на полках, и без которых работа шамана была бы невозможна; наконец, сам Тэнгре хан сообщал ему магическую силу для совершения ритуала.
Удары зазвучали чаще, и шаман лег на пол, прикрыв глаза рукой от света лампад, стоявших высоко на полке, как это делали до него навсегда ушедшие в Нижний мир шаманы. Посох он положил справа от себя и стиснул его в руке - это была его единственная защита в смертельно опасном путешествии.
Он все больше погружался в ритм ударов... Вот белые стены комнаты разом отдалились, отступив перед стройными стволами поднебесных сосен. Двигаясь легко, будто был бесплотен, он оставлял позади дерево за деревом, ища одного: входа в Нижний мир. Наконец его поманила нора у корней дерева, и он мгновенно нырнул в нее, уже не зная, человек ли он, зверь ли...
В хижине время шло по-другому, и оставшиеся в Среднем мире прождали совсем недолго. Помощники смотрели прямо перед собой, равномерно ударяя в инструменты. Юноша стоял, как его поставили, не отрывая глаз от закрытой двери; никто не смотрел в тот угол, где должно было лежать тело кама, и никто не знал, только ли дух его блуждал за пределами этой жизни. Наконец послышался шум, будто кто-то с грохотом обрушился на пол комнаты, и помощники подняли глаза на вскочившего с пола Асылбугаза. Вся его фигура выражала невероятное возбуждение, рука потрясала магическим посохом, глаза дико горели. Он обратил взор на неподвижную фигуру рядом с собой и, двигаясь в ритме еще убыстрившихся ударов, громко запел Главное заклинание. Юноша медленно опустился на колени, подняв голову и обратив слепое лицо вверх, к Тэнгре хану. Голос шамана уже не был похож на человеческий, и слов нельзя было разобрать. Юноша покачивался в такт пению, и глаза его разгорались, отражая огонь, пылавший во взоре шамана. Наконец кам отбросил посох, наклонившись, поднял рог и воздел его над головой юноши. Обнаженное тело того затрепало, притягиваемое к могучему источнику силы. Выкрикнув последнее слово Заклинания, Асылбугаз прижал рог к губам, и невероятный, ни на что не похожий звук потряс хижину. Помощники резко опустили головы, зная, что этого нельзя видеть. Но один из них в последний момент все же увидел, как на гордо воздетой голове по-прежнему стоявшего на коленях юноши явились и расцвели могучие ветвистые рога лося.
Помощники пали ниц, зажав уши, и почти не слышали, как мощное нечеловеческое тело воспряло и метнулось мимо них к открывшемуся в стене ходу наружу. Три человека в комнате на полу слушали, как затихает наверху стук копыт. Послышался всплеск, и Покровитель ринулся в мир.
Из темной воды озера на берег выбрался огромный лось с роскошными рогами и божественным светом в глазах. Он отряхнулся, огляделся и направился к плотной стене леса. Восхищенный и опьяненный жизнью вокруг себя и своей силой, он не заметил смутной тени, мелькнувшей за деревом. Бесшумно натянулся лук, и смерть устремилась к нему со звенящей тетивы.
Тьма и беспамятство окутали троих в Священной комнате, когда на берегу только вступивший в жизнь Покровитель рухнул на черную траву, и свет в его глазах померк.
[1] Первый человек... - древнетюркский миф рассказывает о том, как в пещере вода залила грот и занесла глиной ямку, имевшую форму человека; под влиянием тепла глина ожила, и возник человек.
[2] Великая мать Умай - богиня, воплощающая, женское, земное начало.