Рядовой Ландаун
(материал основан на реальной истории ефрейтора Дмитрия Карпова, проходившего службу в одной из частей Приволжско-Уральского военного округа)
Начальная военная подготовка
Все мальчишки любят померяться силой и удалью, их натура стремится к победе везде – и в игре, и в споре, и учении, и в труде, и в шутке. Средний сын Ландауна – Велимир – особенно любил задирать старших, потому что им проиграть не стыдно, а выиграть почетно. Да и ловко у него получалось – в борьбе его было не ухватить, настолько диковинны были его стойки и неожиданны движения, в метании снаряд летел как пуля, при игре в футбол от его удара старались увернуться. А если не хватало сил, то мог он и припечатать соперника метким словцом, от которого не только соперник, но и все окружающие валились с ног от хохота и хватались за животы. Впрочем, шутки его были не обидные, а брали образностью и метафоричностью.
Так разошедшемуся спорщику Велимир однажды задумчиво сказал:
- Тебе надо на верхнюю губу брызговик повесить.
Несколько секунд стояла тишина, а потом смех грянул и долго не мог остановиться, то там, то здесь вспыхивая новым огоньком и заново охватывая уже казалось бы успокоившуюся компанию. Разумеется, спор был забыт.
А в другой раз его, сосредоточившегося на книжке, отвлек громкий рассказ о каких-то необыкновенно длинных злоключениях. Потерпев, сколько можно, но так и не дождавшись окончания повествования, Велимир своим фирменным рассудительным тоном обратился к рассказчику:
- Давай об этом вместе молча погрустим.
Погрустить не удалось - после обычной для его шуток паузы, смех разобрал всех, в том числе и рассказчика.
Что интересно, в любом соперничестве при самой острой борьбе, Велимир не подавался искушению приврать и приукрасить: если мяч попадал в площадку, он никогда не скажет «Аут!», а если команда проиграла, то просто скажет «Проиграли!» и не станет искать оправданий. А когда неправ, просто скажет «Извини!» Если бы не его напористость в достижении победы, можно было бы подумать, что он не заинтересован в результате. Но он был заинтересован.
- Просто ему важна победа не в глазах окружающих, а в своих собственных, - сказал о нем Ландаун-старший. – Или в глазах Бога.
Призыв
Отец призвал к себе Велимира, присел с ним на скамеечке под яблоней и сказал, оглядев свое Родовое поместье:
- Теперь, сынок, у тебя есть Родина. Ты чувствуешь ее Любовь?
- Да, чувствую, отец. Каждая травинка и каждое дерево меня здесь любят.
- Ты понимаешь, что наша малая родина - это часть большой Родины, России?
- Да, понимаю.
- Нашего поместья не может быть без России, без ее многочисленных народов, без русского народа и его древней культуры, без великого русского языка. Если Россию разрушат, если ее народ уничтожат, то мы не сможем жить в пустоте.
- Но разве России кто-то угрожает? Вроде бы сейчас мир!
- Какой же это мир, если население страны убывает на 1 млн в год? Это война, сынок, и очень жестокая.
- Война? С кем? И какое в ней применяется оружие?
- У нашей страны есть давние недоброжелатели, и они применяют страшное оружие: искусственно созданную нищету, широко рекламируемое курение и пьянство, плохие законы, которые не дают народу жить свободно и богато, подделку истории, чтобы скрыть от народа его славное вольное прошлое и превратить в покорное стадо рабов.
- Но надо же бороться с этим! А как мы можем бороться?
- По-разному. Вот мы создали свое поместье, выращиваем вкусные и полезные овощи и фрукты, сохраняем свое здоровье и здоровье тех, кто у нас их покупает. Это вклад в дело сохранения России. Так ведь?
- Пожалуй.
- И везде, где мы появляемся, мы должны нести слово Света и Правды. Вот скоро тебе идти служить в армию. Знаешь ли ты, почему наша армия не может защитить нас в этой войне?
- Потому что пушками и ракетами не победить пьянство и болезни.
- Правильно! - похвалил Ландаун сына. - Более того, армия сама заражена страшным вирусом и разносит его на все общество.
- Что это за болезнь?
- Армия Российская тяжело больна духовно. Словно гангрена разъедает армию вирус дедовщины, новый штамм древнего вируса рабства. Молодые парни, приходя на службу людьми, в зверином окружении теряют человеческий облик и становятся нелюдями. Потому что раб - это не человек: им можно помыкать, заставлять за себя работать, бить и даже убивать, он будет молчать и терпеть, чтобы, когда представится возможность и его угнетатели покинут расположение части, уже самому издеваться над молодым пополнением. А потом эти ребята возвращаются домой, женятся и рождают себе подобных.
- Мечтает стать рабовладельцем только раб, - задумчиво сказал Велимир, - вольный человек не хочет быть ни тем, ни другим.
- Верно, - согласился Ландаун, - А по сути некая сущность или информационный вирус незримо живет в подразделении, владеет умами и чувствами зеленых человечков, которых командование называет личным составом, управляет их поведением, провоцирует конфликты, поощряет жестокость и злобу, питается гневом и страхом, который производит для него эта откормочная масса.
- И никто с этим вирусом не смог справиться?
- Никто не смог, потому что общество потеряло единство. Министр обороны далеко от солдата, да и командир части не заинтересован в вынесении сора из полковой избы, потому что это может отразиться на его собственной служебной карьере. СМИ любят смаковать случаи дезертирства и жестокого обращения с военнослужащими, а положительный опыт не спешат обнародовать. Потому что считается, что заголовки на первой полосе типа "Солдат убил 3 сослуживцев и повесился" очень поднимают рейтинг издания, а соответственно и прибыль.
- Но ведь есть движение солдатских матерей, которые стремятся защитить своих сыновей, добиваются наказания виновных командиров и старослужащих, - вспомнил сын.
- К сожалению, это движение не решает проблем. Матери стремятся любыми правдами и неправдами избавить именно свое чадо от службы в армии либо наказать виновных в его увечьях или гибели, но каких-то реальных действий по профилактике правонарушений так и не совершается. Более того, определенные силы используют материнские чувства и страдания для нагнетания страха перед армией, для воспитания ненависти к армии. Сейчас геройство - не служить в армии, а уклониться от службы. Кому-то очень выгодно ослабить армию и отделить ее от народа.
- Разделяй и властвуй! - пробормотал Велимир.
- Вот именно.
- И что же делать?
- То, что не смогли сделать министры и депутаты, сделаешь ты. Ты защитишь нашу армию от тлетворного влияния дедовщины. Снова сделаешь ее армией, а не бандой, в которой командиры боятся давать солдатам оружие, чтобы не перестреляли друг друга
- Я смогу это изменить?
- Ну, ты же питался чистыми продуктами, пил родниковую воду, дышал ароматами леса - твоя мысль летит быстро. Быстрее, чем у них всех. Ты сможешь!
- Без булдырабыз! (тат. Мы можем!), - повторил девиз Минтимера Шаймиева младший Ландаун.
Отец потрепал его по плечу и пошел косить сено. Сын остался думать.
Военкомат
Супермегавоенврач В.Зяткин под белым халатом скрывал не только майорские знаки различия, но и тошнотворный похмельный синдром и дрожь в коленках от мысли, что жена узнает о его вчерашнем проигрыше. 20 тысяч за один вечер – это не шутка даже при его хлебной должности. Поэтому он очень сегодня спешил на работу и даже, хотя обычно призывники и их мамаши сами проявляли инициативу в получении желанного заключения «не годен» и эквивалентной материальной благодарности, но сегодня майор готов был взять дело в свои руки.
Зашел верзила с пронзительными голубыми глазами и весьма рельефными мышцами на обнаженном для осмотра теле. «Велимир Ландаун» значилось на медицинской карте.
- Ну, вот что, Ландаун, - с солидностью в голосе произнес майор, - служить хотите?
- Хочу.
«Жаль, что я не психиатр, - подумал врач, - после такого ответа можно было сразу ставить диагноз «психопат».
- А как у нас со слухом? - и майор повторил со значением. – Я спросил «служить хотите?»
- Я хочу защищать Родину от внешних и внутренних врагов, - решительно сказал Велимир.
- От каких врагов? – опешил майор.
- От тех, что делают нашу армию слабой и небоеспособной. От карьеристов, взяточников, расхитителей, от дедовщины, наконец.
- А как у нас со зрением? – промямлил военврач.
- Внутренним зрением я вижу цифру… 20 тыс. Об этой сумме вы думаете куда больше, чем о Родине.
- Трудно вам будет в армии, - сказал В.Зяткин и поставил в карточку заключение «Годен».
- Вы думаете? – улыбнулся Велимир и пронзил майора сиянием голубых глаз.
- Или кому-то будет очень трудно с вами…
Ландаун вышел из кабинета и подумал: «Вот таким дедовщина в армии выгодна. Чем больше ужас перед службой, тем больше их доход». Он повернулся и фломастером написал на двери «20000».
В обеденный перерыв по коридору проходил генерал в сопровождении военного комиссара и удивился:
- А что это у вас на каждой двери числа какие-то– 5000, 10000, а вот 20000?
Комиссар пошел красными пятнами:
- Это… это код… подразделения.
- Странный какой-то код, - пробормотал генерал.
А военный комиссар заглянул в кабинет к майору и прошипел:
- Вы что тут, совсем обалдели? Стереть немедленно. С прокуратурой хотите познакомиться?
Карантин
Повара в части назначили неопытного, и каша дала повод Ландауну заключить:
- Похоже, соль здесь не в моде.
- Зато прически модные! – провел ладонью по едва начавшим отрастать волосам сосед по койке и новый друг Велимира Антон Лобов, которого все, разумеется, звали Лоб? а иногда - Глобус.
- Да по тебе и видно – вылитый Зидан.
После того как рота молодого пополнения, в просторечии именуемая карантином, вернулась с обеда, Велимир Ландаун подошел к командиру роты старшему лейтенанту Трошкину.
- Разрешите обратиться.
Лейтенанту понравился бравый вид новобранца и вполне уставное обращение к старшему по званию.
- Обращайтесь! - старший лейтенант хотел добавить "рядовой", но сдержался, вспомнив, что до принятия присяги новобранец воинского звания не имеет, и даже, в общем, не считается военнослужащим.
- Я подготовил некоторые предложения по искоренению неуставных взаимоотношений в нашей части...
Командир взвесил на ладони пухлую папку:
- Ого!
- Мой подход примерно такой же, - зачастил новобранец, - как был в Древнем Риме при введении института "народных трибунов"...
- Хорошо, я посмотрю, - сказал лейтенант, а про себя подумал: "Вдруг, действительно, что-нибудь получится?" В самый первый год службы Александра Трошкина в его взводе повесился молодой боец, доведенный до отчаяния старослужащими. Все убеждали начинающего комзвода, что дедовщина всегда была и всегда будет, это издержки военной службы.
- И что, мне теперь каждый год ребят из петли вынимать? - возмутился Трошкин и не поверил им. А Ландауну поверил.
В сборнике материалов сначала было подробное теоретическое описание явления "дедовщины" с точки зрения структуры коллектива: коллектив старослужащих - более сплоченный, опытный, приспособленный к жизни в армейских условиях, коллектив молодого призыва - рыхлый, только формирующийся, без чувства локтя, без определившихся лидеров, на новой для себя территории. Это объективные предпосылки возникновения дедовщины. К тому же старослужащим больше доверяют офицеры, их ставят старшими при постановке задачи, назначают из них сержантский состав, у которого есть по отношению к молодым солдатам вполне легальные полномочия.
Что же придумал молодой Ландаун? Он вспомнил, как в Древнем Риме при притеснениях плебеев (народа) патрициями (знатью), которые занимали все места в тогдашнем парламенте - плебс потребовал ввести в Сенат новое лицо - народного трибуна, который имел право вето на любые решения Сената, если считал их нарушающими интересы народа. Первым народным трибуном стал Гай Гракх.
"Трибуны", - подумал старший лейтенант и вызвал дежурного по роте.
- Вызовите ко мне Ландауна!
- Рота находится на плацу на строевой подготовке, - доложил дежурный.
- Так пошлите дневального!
- Есть!
Рота проводила Ландауна завистливыми взглядами и продолжала печатать шаг по плацу, угрюмо напевая "У солдата выходной, пуговицы в ряд..."
- По вашему приказанию явился! - возник Ландаун на пороге канцелярии роты.
- Заходи! - пригласил Трошкин и сразу перешел к делу. - Идея с народным трибуном мне нравится, только нужен не один народный трибун, а человек пять. Пять человек - это уже сила.
- Можно выбирать по одному трибуну от каждой десятки молодого пополнения, - поддержал идею Ландаун.
- Вся эта пятерка, - продолжал старший лейтенант, - должна совместно разрешать все возникающие проблемы, а при необходимости мобилизовать и свои десятки.
- Да, - согласился Ландаун, - когда отпор дается мгновенно и организованно, то в следующий раз инициатор еще задумается - а стоит ли связываться?
- Но вот вопрос, - сомневался командир, - не спровоцируем ли мы при этом общее побоище?
- Нужно всех озадачить неожиданной вводной! - подсказал Ландаун. - Чтобы не только новобранцы, но и старослужащие чувствовали себя не в своей тарелке.
- Как их озадачить? Они все видели, все знают. У командира полка один петух был – и того съели. Отчаянные.
- А если так! Нашим народным трибунам дать полномочия отменять приказы сержантского состава, если они унизительны для молодого пополнения и не касаются выполнения боевой или учебной задачи.
- Так, это интересно! И этим же трибунам пообещать, что при увольнении в запас сержантского состава, именно они займут должности командиров отделений, получат звания и т.д. Тем более, что они уже подтвердят свое положение лидеров в коллективе. Только как определить, в ком лидерские задатки есть? Сейчас все бритоголовые, тонкошеие, уши торчат из-под пилоток.
- Думаю, надо провести выборы. Ведь каждый-то про себя знает - есть у него задатки лидера или нет. И в предвыборной компании они проявятся. А если трибун не справится с обязанностями - тьфу-тьфу - то десятка его может и переизбрать. Таким образом, военная карьера трибуна окажется в зависимости от того, как он сможет организовать защиту своих подопечных.
- Здорово! - подытожил старший лейтенант. - Я договорюсь с комбатом. А ты подумай, как довести это до личного состава.
На собрании роты молодого пополнения во время доклада Ландауна стояла полная тишина. Такого внимания не бывает на уроке в школе, на лекции в университетской аудитории, все ловили буквально каждое слово, потому что через неделю предстояло распределение по ротам. А там...
На собрании старослужащих батальона молчание было если и не гробовое, то угрюмое. На молодого выскочку смотрели как на кровного врага. И, действительно, была в этом некая несправедливость - "мы терпели, думали, что потом наша очередь куражиться". А несправедливость в том... что терпеть не надо было, а надо было организоваться.
Не все верили, что задуманное удастся осуществить, кто-то надеялся, что затея провалится. Даже из последнего призыва нашелся некто Губенкин-Раскатайло, которого армия просто спасла от колонии, он говорил Ландауну:
- Куда ты лезешь? Все нормально, сначала мы подчиняемся, потом сами станем дедами.
- А нам это надо? – поддержал друга Антон Лобов.
А после собрания к Ландауну подошел старший сержант Кузьмин и сказал:
- Молодцы, пацаны! Нелегко вам придется. Но я с вами. Чем смогу - помогу. Когда-то это должно прекратиться!
Испытание
Вирус дедовщины осатанел от такой наглости, но сдержал гнев и пришел к Ландауну во сне, чтобы найти его слабое место.
- А мы где-то встречались, - начал он разговор издалека.
- Похоже, ты запомнил эту встречу, - ответил Велимир.
- Может, ты в прошлой жизни был императором или царем? Я знавал их всех.
Тут вирус немного недоговаривал. Не просто знавал. Тысячелетия вирус провел в кропотливой работе по воспитанию гордыни князей, которые залили Русь кровью, насаждая новую веру "рабов божьих". Сотни лет «улучшал» вирус породу царей-самодержцев, скрещивая их только с немками-голштинками, чтобы не знали и не жалели они своего народа.
- Вряд ли, - ответил Ландаун, - мне неинтересно быть императором. Скучно, когда вокруг одни рабы.
В этом вирус тоже убедился еще в древности: русы предпочитают смерть рабству, и сами не желают быть рабовладельцами. Вольный Новгород то и дело прогонял князей, даже и самого Александра Невского. Болотников, Разин и Пугачев не раз заставляли одуматься зарвавшихся самодержцев. Простой народ бежал на окраины и создавал там казацкую вольницу, уходили в леса общины староверов и жили там по своим обычаям.
- Зачем тебе все эти сложности? – лил елей вирус. - Я устрою тебя писарем в штабе, и ты прослужишь год, как у Христа за пазухой.
- А Христос бы согласился жить у Христа за пазухой? – уточнил Велимир. - Так и мне не предлагай. Меня уже избрали трибуном, и я не брошу своих ребят.
Вирус начал выходить из себя. Так было всегда: несмотря на все усилия, эти гордые славяне снова и снова поднимали голову. Из-за этого вирус создавал все новые и новые формы рабства взамен отвергнутых людьми: так появилось ростовщичество, помощь слаборазвитым странам, авторское право, кабальные тарифы ЖКХ, обязательное образование. Но при всем богатстве форм вирус всегда старался сохранить самые примитивные виды рабовладения хотя бы в таких резервациях, как армия, тюрьма, криминальные сообщества, потому что эмоции гнева и ненависти, вырабатываемые в них, в его рационе что-то вроде деликатесов.
- Значит, не договоримся? - прошипел вирус.
- Ну, почему же? – ответил Велимир. - Договоримся. Ты оставляешь роту в покое, и за это тебе ничего не будет.
- Ты понимаешь, что мне подчиняются все - командиры, депутаты, президенты и глава МВФ? Все! - кричал вирус. - Ты не устоишь против этой махины. Думаешь, командир тебя поддержал? Его снимут после первого же ЧП. Я натравлю на тебя твой же призыв. Когда все провалится, им устроят ад, и они тебя возненавидят.
- Со мной только Бог и мой Род, - спокойно ответил Велимир. - Но этого вполне достаточно.
- Увидим.
И тут вирус вспомнил, где он видел этого упрямого Ландауна – это был тот самый упрямый болгарин Спартак, который потряс оплот рабовладения Рим. Вирусу стало плохо.
А Антон Лобов потряс Велимира за плечо:
- Ты чего бормочешь? Сон плохой приснился?
- Да нет. Нормальный сон, - сказал Велимир, а потом все же признался другу. - Я Врага видел.
Преодоление
Две недели после присяги молодые солдаты 4-й роты во главе со своими трибунами в прямом смысле слова сражались за свои права. И выстояли. Через две недели вирус, не получая достаточно питания - энергии страха - потерял силы, а вместе с ним и влияние на "дедов". Они же тоже в душе русы, и они вдруг обнаружили, что им неинтересно продолжение сражения, что они даже уважают молодых и сочувствуют им, просто старослужащим было неудобно признаться в этом друг перед другом и, особенно, перед знакомыми из других рот.
Вирус еще пытался бороться, он сколотил и прислал делегацию из самых крутых «дедов» соседних подразделений:
- Вы что, с молодыми справиться не можете? Из-за вас и наши «духи» борзеть начинают.
"Деды" 4-й роты отвечали:
- Если бы мы за правду бились – то не отступили бы. А мы за что?
- За то, чтобы знали эти твари, кто здесь главный!
- Они не твари! Они русские солдаты. А армия из забитых солдат разве сможет защитить страну?
- Вот вы до чего додумались. Тогда мы сами у вас порядок наведем! И вас «духами» сделаем.
«Деды» 4-й роты как по команде встали, только ярость в их сердцах кипела не на новобранцев, которые себя показали настоящими людьми, а на непрошенных гостей. А ответить за всех взялся старший сержант Алексей Кузьмин:
- Шли бы вы, ребята, отсюда по-хорошему. А то наши «духи» нам больше нравятся, чем всякие «деды» с душком.
Этот план вируса дедовщины тоже провалился, но у него имелся еще один козырь – «разделяй и властвуй». Он задумал расколоть единство последнего призыва, проявив в нем теневого лидера – все того же Губенкина-Раскатайло. Пока народные трибуны заботились о своих подопечных и поддерживали их в трудную минуту, Губенкин с молчаливого согласия некоторых старослужащих вносил смуту, отлынивал от службы, даже доставал спиртное и сплотил вокруг себя нескольких ребят послабже духом.
Самые упорные «деды» еще ждали момента, когда они смогут сказать командиру роты, что, дескать, распустились молодые, а вы-то хотели с ними по-хорошему. Но Велимир вовремя разглядел новую опасность. Вдвоем с Антоном они вызвали теневого лидера на разговор.
- Ты мне скажи прямо, - спросил Велимир, - для тебя слово «Родина» - это пустой звук?
- Как же пустой! – хмыкнул Губенкин. - Это Родина меня сюда упрятала.
Антон вспылил:
- И все-таки тебе придется себя вести так, чтобы не бросать тень на нашу организацию своими безобразиями.
- А иначе что?
- Исключим.
- Не очень-то и напугал.
- Может, и не напугал, - рассудительно сказал Ландаун, - ты уже закорешился с подобными же типами. Но ребята из твоей компании, пойдут ли за тобой после того, как тебя исключат? Мне кажется, они задумаются. А кто ты без них?
- Вот гад! – прошипел вирус устами Губенкина.
- Просто я должен защитить нашу армию и нашу страну от… Не от тебя, подумай над этим, а от того зла, которому ты служишь.
- Я никому не служу!
- Если бы ты только мог видеть!
Домой
Старший лейтенант Трошкин радовался: в роте на порядок по сравнению с предшествующим годом снизилось число больных и травмированных. Никто не убегал из части, наоборот, молодые солдаты из других рот подавали заявления о переводе в его роту. Конечно, армия не стала санаторием, служба полна трудностей и испытаний, но на сердце командира стало легче. Каждый день, ложась спать, он уже не опасался того, что принесет ему утро.
- Поедешь в отпуск! - обрадовал он Ландауна. - А после этого - пойдешь замкомвзвода в новый карантин. Надо сделать нашу трибунскую организацию традицией.
- Есть! - радостно воскликнул Велимир.
Дома его встретили с ликованием.
- Пять месяцев в армии, а уже отпуск заслужил? - обнял его отец. - Молоток!
А мать просто обнимала и плакала. Малышня висела на руках.
Вечером, после того, как утих первый всплеск радости, сын с отцом присели под яблоней – так же, как год назад - и Велимир доложил:
- Задание выполнено, - и рассказал, как все было.
- Это только начало, - сказал отец. - Завтра пойдем в военкомат, в военное училище, в школы, в институты - это нужно знать каждому юноше, каждому родителю, каждому офицеру.
- А отдохнуть-то у меня будет время?
- Отдых - это смена деятельности! - философски заключил отец, а потом рассмеялся, - Мы тебя заснимем на видео и разошлем диск по всем адресам. Так что будет время у тебя отдохнуть, картошку окучить.
- Ну, батя, ты в своем репертуаре!
На границе поместья за живой изгородью мелькнул в сумерках светлый девичий силуэт.
- Извини, батя, мне надо выйти.
- Понимаю, - поднялся отец. – Она тебе писала?
- Каждый день.
Велимир растворился в сумерках (все-таки военная форма хорошо маскирует), а отец вошел в дом, где его ждала жена, дети и тепло, которое дает только Родина.
P.S. Стенограмма выступления Ландауна-старшего на Республиканской научно-практической конференции «О подготовке молодежи к службе в Вооруженных силах».
Ландаун (поглаживая окладистую крестьянскую бороду): Дедовщина не является самодеятельностью отдельных лиц, она существует в армии именно как система отношений, передающаяся из поколения в поколение, имеющая свои традиции и неписанные законы. Чтобы «устав» неписанный был важнее официального, формируется пренебрежительное отношение к Уставу и к закону вообще, которому противопоставляется система «понятий».
Реплика с места: Вот то, что вы сейчас сказали, можно спокойно отнести и к системе науки с ее кумовством и усидчивостью на своих местах позавчерашнего поколения академиков и ректоров.
Председательствующий: Я бы попросил не обобщать.
Ландаун: И не только к науке это можно отнести. Коррупция государственного аппарата и бизнеса тоже строится по принципу дедовщины. По мере того, как я буду продолжать, вы можете перекладывать эту схему на самые разные процессы жизни социума… Всеми способами у «молодых» создается впечатление, что жизнь «по понятиям» - благо. Для этого за те или иные проступки (особенно за жалобы офицерам) провинившихся всем призывом наказывают тем, что заставляют жить «по Уставу». Разумеется, при этом он трактуется в угоду старослужащих: 45 секунд на подъем, усиленная зарядка, придирчивое отношение к форме одежды и пр.
Реплика с места: Так надзорные органы долбят проверками неугодных!
Председательствующий: Тише, попрошу вас!
С места: И в ГИБДД на техосмотре - будут мурыжить, пока не раскошелишься.
Ландаун: Противопоставить системе можно только систему, которая также сможет сама себя воспроизводить из поколения в поколение и перекрывать старую. И в первую очередь необходимо преодолеть убеждение в неизбежности дедовщины, которое сложилось в течение десятилетий принятия хаотичных, а потому неэффективных, мер противодействия. Традиционные методы борьбы с дедовщиной через административные и уголовные наказания просто спотыкаются о традицию замалчивания. На тех, кто «выносит сор из избы», с помощью властного ресурса сержантского состава натравливается их же собственный призыв.
С места: Ну, это каждый директор умеет.
Ландаун: Офицеры и командование тоже не заинтересованы придавать известности факты неуставных взаимоотношений, таким образом, человек и даже группа людей, решивших противостоять системе, опасности для нее не представляют. Предложенный же метод дает возможность устранить проблему внутренними силами подразделения, без обращения к внешним силам, и система дедовщины, как оказалось, не имеет средств противодействия такому подходу.
С места (несколько голосов): Так, значит, и коррупцию можно остановить?
Председательствующий (нервно барабаня пальцами по столу): Я же просил не обобщать!
Ландаун: Можно. А чтобы молодой призыв воспринимался как сила, с которой не стоит связываться, естественный недостаток внутренней сплоченности решили заменить организацией. 50 человек разбили на 5 групп, в каждой группе при свободном самовыдвижении выбрали старших. Эти 5 человек стали особым органом, который следил за соблюдением сержантским составом рамок своих полномочий. При обнаружении нарушения вся пятерка должна были защищать права солдат своего призыва, которым не надо было уже обращаться к офицерам. Делегатам этого особого органа – их назвали «народными трибунами» по аналогии с персонажами древнеримской истории - гораздо легче между собой договориться, организоваться, почувствовать локоть товарища. А когда сразу организованно отвечают, в следующий раз зачинщик уже задумывается - стоит ли опять связываться?
С места: А в Англии XIX века это называлось «профсоюз».
Ландаун (с воодушевлением): Совершенно верно! Это естественная реакция всех угнетенных – создавать организацию, чтобы бороться с угнетением. Единственное отличие армейской ситуации в том, что личный состав быстро меняется, и нет преемственности опыта.
Председательствующий (довольно мрачно): А мне кажется, что никакой новизны в этом подходе нет. В армии всегда образовывались микроколлективы, называемые землячества, но неуставные взаимоотношения они не преодолели.
Ландаун: При некоторой похожести нашей организации на стихийно возникающие в подразделениях землячества, которые также отстаивают права земляков, есть принципиальные отличия, которые и обусловили различия в результатах. Землячества не имеют никакой идеологии и не являются противниками дедовщины как таковой, они лишь помогают занять привилегированное положение внутри системы дедовщины. Именно поэтому они не являются легальным органом самоуправления. Народные трибуны имеют официальные полномочия от командования подразделения, имеют право отменять приказания сержантского состава, если они не были связаны с выполнением боевой и учебной задачи, а были направлены на ухудшение положения младшего призыва. С командованием было согласовано, что именно эти 5 человек впоследствии станут сержантским составом, если оправдают доверие и подтвердят свои лидерские качества.
С места: Выборность – это необычно для армии.
Председательствующий (явно выходя из себя): И вообще дискредитирует само понятие вертикали власти!
Ландаун: Выборность народных трибунов имеет несколько важных последствий. Процедура выборов порождает собственную информационную оболочку (в роте моего сына у младшего призыва был свой информационный стенд), позволяет молодым солдатам лучше узнать друг друга, сдружиться, стать коллективом другого уровня. Трибуны, будучи избранными, а не назначенными командованием, имеют источник власти именно в признании своей группы, поэтому защищают именно ее интересы. Если они не справятся со своими обязанностями, то будут переизбраны, таким образом их военная карьера зависит уже не от командования, это право делегировано командованием первичной ячейке организации. И трибуны это знают.
Председательствующий (срываясь): Я лишаю вас слова!
Ландаун (спокойно): Поздно! Я все сказал!
Подробнее о Дмитрии Карпове и его методе см. Преодоление дедовщины
В издательстве "Ридеро" выпустил тремя томами "Жизнь и смех вольного философа Ландауна". Теперь книги можно приобрести как в электронном, так и в бумажном (подарочном) вариантах.
В этой книге вы не найдете шуток ниже пояса, потому что самое смешное, как и самое трагичное, у людей находится в голове. "Смех - это внутренняя свобода", - сказано в мудрой книжке нашего детства. Именно это изречение древних ведет по жизни вольного философа Ландауна. Я надеюсь, что и вас тоже.
Приглашаю посетить сайт книги (том 1, том 2, том 3), где можно посмотреть видео, ей посвященное, прочитать отзывы и фрагменты книги. Если понравится, то приобрести и порекомендовать друзьям.
.aspx)