Валерий Мирошников
Ландаун. Видимо-невидимо
По следам Гулливера
Ландауны были всегда. Если хотите знать, один Ландаун был даже хорошим приятелем небезызвестного Самюэля Гулливера. Он часто встречался с бывалым путешественником и с удовольствием слушал его рассказы о лилипутах, великанах и разумных лошадях гуигнгнмах, безусловно веря всем деталям, перечисляемым рассказчиком.
- Чтоб ты знал, эти лошади были человечней всех когда-либо встреченных мной людей! – восклицал Гулливер.
- В чем это выражалось? – спрашивал Ландаун и застывал с раскрытым ртом, внимая ответу.
- Хотя бы в том, что они по-настоящему разумны. Основное правило жизни заключается для них в полном подчинении своего поведения руководству разума. Они отличаются изумительной способностью сразу постигать умом и чувством, что разумно, а что нет. А поняв это, без всяких колебаний принимают к сведению разумное и отвергают то, что противоречит разуму. Поэтому долгие споры, ожесточенные пререкания, упорное отстаивание ложных или сомнительных мнений — пороки, не известные гуигнгнмам.
- Да, это, действительно, разумные существа! – вздыхал Ландаун.
В конце концов, ему самому захотелось побывать в далеких сказочных краях, и он даже купил у Гулливера карту страны лилипутов с подробным описанием того, как до нее добраться. Конечно, снарядить морскую экспедицию стоило больших денег, которые могли себе позволить только лорды и владельцы мануфактур, но предприимчивый Ландаун нашел свой непутевый шанс. Чтобы попасть на борт, он познакомился с капитаном Блэком, который со своим судном «Золотая антилопа» должен был плыть в нужном направлении…
- А что ты понимаешь в морском деле? – попыхивая трубкой, спросил Блэк.
- Почти ничего, - честно признался Ландаун.
Капитан задумался, но был он еще тот насмешник:
- Юнгой пойдешь? – сказал он 26-летнему соискателю вакансии.
Тот разинул рот, и не найдя слов, просто кивнул. Капитан Блэк разъяснил новому юнге его обязанности и (почему-то досмеявшись до слез) согласился высадить его на острове лилипутов, а на обратном пути снова забрать на корабль. Так в прекрасный весенний день 1726 года под крики провожающей публики путешествие началось.
Плавание поначалу протекало вполне благополучно, если не считать того, что однажды сыр, который выдали Ландауну на завтрак, съели крысы.
- Не надо быть раззявой! – прокомментировал судовой кок прошение выдать другую порцию. И, разумеется, ничего не дал.
А в другой раз случилось вот что. Юнге Ландауну капитан приказал ловить рыбу, поскольку всей команде набила оскомину солонина и хотелось чего-нибудь свеженького. Рыбу в море ловят так: к бечевке привязывают большой острый крюк, на него вешают солидный кусок мяса и бросают за борт - ловись рыбка большая и очень большая. Дело будничное. Им и занимался Ландаун, пока очередная вахта развлекалась после смены, горланя матросские песни. Но кто же знал, что рыба клюнет не просто большая… Ландауна с привязанной к руке бечевкой швырнуло на борт, а потом бросило в море и потащило по волнам. Оглушённый, он даже не в силах был позвать на помощь.
Три дня рыба таскала его за собой по морю. От усталости его клонило ко сну, и в любую минуту он мог захлебнуться, но вдруг почувствовал под ногами дно. Перед глазами как видение возник остров. Опасаясь, что рыба снова увлечет его в открытое море, Ландаун бросился развязывать узел на бечевке, но узел размок и не поддавался его усилиям. Рыба, отдохнув, снова натянула верёвку. Наш герой отчаянно уцепился за торчавший со дна камень. Он сопротивлялся из последних сил, пока не вмешалось провидение - веревка, перетершись об острую грань камня, лопнула. Он был свободен! Превозмогая острую боль в руке, Ландаун добрался до берега и упал без сознания на песок.
Странные люди
Очнулся он в незнакомой хижине. Был слышен отдалённый звук прибоя и чьи-то голоса. Ландаун попытался подняться, но вскрикнул, опершись на руку. На предплечье кем-то аккуратно была наложена «шина» из древесной коры, перемотанной узкими прочными листьями. Его лечили - значит, здесь он среди друзей.
Ландаун вышел из хижины. Остров, на который он попал, не походил на Лилипутию. Здесь обитали люди вполне обычного размера. При этом было в них что-то… странное.
Рослые, красивые аборигены, несмотря на загар, были скорее светлокожими и весьма похожи на европейцев. Но даже издали Ландаун был поражен странной пластикой их движений. Двигались они очень неторопливо, откинув спину назад, каждым шагом словно ощупывая поверхность. Даже дети, которым положено по возрасту бесшабашно носиться и играть, двигались тем же странным способом, явно подражая взрослым. Несомненно, слух островитяне имели острый, потому что Ландаун не успел их даже окликнуть, как один из островитян оглянулся на шорох, заметил его и что-то негромко сказал остальным.
Когда аборигены стали приближаться к спасенному ими путешественнику, он отметил еще одну странную деталь - одежду. Климат средней полосы делал одежду необходимой, но носили ее островитяне странно - были прикрыты, в основном плечи, а те места, которые даже первобытные народы стремятся скрыть от нескромных глаз, были на обозрении как у мужчин, так и у женщин. Кроме того, одежда, которая у всех народов была признаком достатка, культуры, социального положения, у местных жителей выглядела неказисто, без лоска, без изыска - просто беззатейливая груда тряпья.
Такое же пренебрежительное отношение жители острова имели и к волосам - даже у женщин они не были заплетены в косы, а небрежно связаны на затылке, отдельные пряди торчали тут и там.
- Мы рады, чужой человек, что ты очнулся и можешь говорить с нами, - сказал один из аборигенов, видимо, старший, на старом, но вполне понятном английском языке.
Речь предводителя звучала удивительно дружелюбно. Ландаун скоро убедился, что своим голосом, его тембрами, громкостью, интонациями островитяне владеют виртуозно и передают им куда большее богатство смыслов, чем доступно обычному европейцу. Но при этом мимика их была чрезвычайно бедной. Вот и сейчас - полная радушия речь вождя почти не отразилась на его лице - как у куклы, за которую играющие дети говорят, но изменить нарисованные черты не в состоянии.
- Я вам чрезвычайно благодарен за помощь и гостеприимство!
Ландаун пытался изобразить своим голосом хотя бы жалкое подобие той благожелательности, что прозвучала у вождя, но получилось довольно бледно. Он пытался компенсировать неуклюжесть речи улыбкой, но никто из собеседников не смотрел ему в лицо, в глаза. Взгляды их охватывали его тело в целом, не сосредотачиваясь, как бывает, в районе губ, глаз, лба. Впечатление это производило странное, немного жутковатое. «Не сумасшедшие ли они тут? - мелькнула опасливая мысль. - Хотя, возможно, они меня воспринимают таким же подозрительным с моей неуклюжей речью».
- Твоя рука, - указал старший абориген. - Мы ее подлечили. Она не сломана, но есть трещина в лучевой кости ближе к локтю. - И он голосом улыбнулся. - До свадьбы заживет!
- Спасибо! - ответил Ландаун.
- Вы, наверное, голодный! - воскликнула девушка справа от вождя (позже Ландаун узнал, что ее зовут Грация). - Папа, разреши, я накормлю нашего гостя.
Грация взяла его за здоровую руку, попутно ловким жестом ощупав ее, как это делают слепые. Но слепой она явно не была, поскольку ловко достала из очага горшок с какими-то печеными кореньями и поставила перед Ландауном. Питание здесь было, по-видимому, большей частью растительное, но была и рыба. Правда, чистить ее аборигены, почему-то, не умели, но ловко запекали в глине, отчего чешуя сама отставала. Только относились они к этому не как к кулинарии, а как к некоему обряду. Словно они не совсем понимали, что они делают, а выполняли некие заученные движения.
Все это было очень странно, но девушка Ландауну понравилась.
- Ты в детстве откуда-то падал? - вдруг спросила Грация. - У тебя старый сросшийся перелом правой голени!
«Да что же это за место такое?! Что это за люди?! Ясновидящие?»
Манускрипт
Арнольд Ландаун рылся на отцовском чердаке, припомнив, что видел здесь когда-то “Основы ядерной физики” П.Е. Колпакова. Авторы старых учебников многие вопросы объясняли точнее, не будучи зараженными снобизмом времен последующих, а сохраняя благоговейное удивление перед открывшейся гармонией природы. Но то, что Арнольд обнаружил, заставило его забыть о своих планах и обо всем вообще. Его звали завтракать, гулять с собакой и детьми, сходить в магазин за молоком - все это осталось им незамеченным. Старый манускрипт, явно переведенный со староанглийского на старорусский времен примерно Державина и Тредиаковского, захватил его внимание полностью.
Наблюдения разнообразных странностей островитян постепенно накапливались. Для них, например, не существовало цвета. Они не делили женщин на блондинок, брюнеток и рыжих (кстати, Грация была очаровательно рыженькой). У них не было в моде, как у многих первобытных народов, раскрашивать свои тела или наносить татуировки.
Однажды Грация возилась с очагом и запачкала лицо сажей.
- Ты запачкалась! - подсказал ей Ландаун.
- Как это? - не поняла она.
- Ну, вот здесь сажа! - он коснулся ее лица там, где красовалось пятно.
- Что такое сажа?
И в самом деле, Ландаун замечал, что запачкавшись, аборигены не торопились смывать пятно, и никто не подсказывал другому, а все это оставалось до следующего купания в море. Правда, в море они купались часто, не только при ловле рыбы, но и просто так. Но выглядело это тоже не как получение удовольствия, а как некий обряд, не всегда приятный, но обязательный к исполнению.
Аборигены заходили в море спиной вперед. Если на море бывало волнение, то волны их били по спине, но они не пытались от них увернуться, а принимали как некие удары судьбы. Глубже, чем по пояс не заходили, плавать не умели, что очень странно для жителей острова. Но зато рыбу добывали виртуозно. Копье (обязательно с кремниевым наконечником) безошибочно поражало рыбу в зарослях водорослей. Когда Ландауна брали на такую рыбалку, он ничего не мог разглядеть в этих зарослях, а островитяне только смеялись.
- Да вот же она!
Очередной удар - и копье вытаскивало на поверхность следующую рыбу.
- Вот это зрение! - восхищался Ландаун.
Вечером спустившийся с чердака Арнольд расспрашивал отца:
- Это записки кого-то из наших предков? Но я думал, они пришли из Германии.
- Ну что ты! - улыбался отец. - Ландауны вездесущи. Иной раз встретишь араба, а он Ландаун ибн Ландаун. Другой раз наткнешься на армянина по фамилии Ландаунян. Или на китайца Ла Нда Уна. Скорее всего, Ландауны - это не родство, а необъяснимая общность мышления. Особая смесь пассионарности, парадоксальности и пофигизма.
- Принцип трех “П”, - заметил сын.
- Можно и так сказать, - улыбнулся отец. - Эта рукопись передается из поколения в поколение, но воспринимается скорее как фантастический рассказ, подражание Свифту.
- Мне кажется, что история подлинная, слишком много мелких деталей, которые невозможно придумать.
- После свифтовских гуигнгнмов ты все еще сомневаешься в человеческой фанатазии?
- Не в том дело, все странности островитян подобраны не случайным образом, а образуют стройную систему…
- Продолжай!
- То, что описывает автор, можно объяснить только одним обстоятельством… - Ландаун-младший выдержал театральную паузу.
- Каким же? - не выдержал старший.
- У островитян было рентгеновское зрение! - с гордостью преподнес сын свою догадку. - Вот смотри. Автор описывает, что аборигены не различали цвета.
- Дальтоники! - хмыкнул отец.
- Вовсе нет! Они же не могли отличить не красный и зеленый, а блондинок и брюнеток, то есть белый и черный. Они вообще не видели волос! Только череп и кости! - закончил он торжествующе.
- Ладно. Логика в этом есть. А что еще?
- Еще. Да что угодно! Странная походка - это походка людей, которые видят песок, но могут не заметить на песке что-то для них прозрачное - допустим, траву. Могут запутаться и упасть. А то как они под опавшими листьями в лесу обнаруживают коренья - это ведь из той же серии!
- И то, как они легко обнаруживают затаившихся змей, ящериц! - подхватил отец. - Среди прозрачной травы увидеть твердый костяк им труда не представляет. Поэтому рептилии составляют основную часть их мясного рациона. Только…
- Что «только»? - насторожился сын.
- Только никто тебе не поверит, - сказал старший и опытный. - Потому, что этого не может быть.
- Может! - упрямо заявил Арнольд.
Легенда
Впрочем, были у Ландауна и преимущества перед аборигенами. Все удивлялись возможностям его быстрого перемещения. Бегать здесь не умели совсем, даже дети. И когда Ландаун от избытка сил мчался по пляжу, Грация смотрела на него с восхищением.
Если коренья новый обитатель острова искать не умел, то он наловчился доставать с деревьев плоды, которые прежде были местным недоступны. Они считали, что плоды эти непригодны в пищу, поскольку обнаруживали их только наступив ногой на уже подгнившие и зачервивевшие. Но Ландаун наловчился сбивать плоды палкой, а когда рука окончательно зажила, то стал и лазать по деревьям.
Когда он впервые преподнес Грации банан, она с подозрением его обнюхала - запах был ей немного знаком (вообще, у островитян обоняние было очень развито), но всегда он смешивался с запахом гнили, а тут было что-то новенькое. Она отнеслась к предложению с опаской, с трудом он заставил ее попробовать, показав сам пример. В итоге ей понравилось, а у Ландауна появилось свое почетное место в племени - снабженца питательными плодами, которые были не в пример вкуснее кореньев.
Старый вождь стал с ним еще дружелюбнее и откровеннее и как-то у костра рассказал Ландауну древнюю легенду, в которую уже и сам не верил, но она объясняла появление на острове светлокожих людей.
- Когда-то давным-давно, предки нашего племени жили на большой-большой земле, где было много людей. Но люди эти не были похожи на нас. Наверно, они были похожи на тебя. Точнее, вначале люди были все одинаковы, а потом наши предки стали другими.
“Ну да! Это была мутация!” - про себя воскликнул Арнольд.
- Наш первый предок - его звали Билл - считался в городе придурком, настолько его поведение отличалось от поведения других. Мы это видим по тебе, Ландаун. Мы не можем бегать и плавать, как ты. Мы не различаем этих, как ты их назвал?
- Лиц!
- Да, лиц. Потом появились другие такие же придурки, и общество забеспокоилось. Хотя порой наши способности были полезны местным врачам, кузнецам, строителям, поскольку мы могли смотреть, как они говорили, вглубь вещей.
“Именно там, где сейчас используется рентгендиагностика!”
- Естественно, люди захотели нас убить, но их остановил Пастор Джон. Он уговорил людей, посадить нас на корабль и отправить в Америку, подальше с глаз. Но до Америки… Ты знаешь, что это такое?
- Это тоже большая земля по другую сторону океана…
- Но до Америки мы не доплыли. Команда корабля взбунтовалась и захотела стать вольными пиратами. Ты знаешь, что такое пираты?
- Знаю. И очень рад, что не знаете вы. Подводные скалы делают ваш остров не очень удобным для стоянки кораблей, поэтому они сюда и не заходят. А то бы не жить вам спокойной жизнью.
- Пираты посадили наших предков в шлюпку и выпустили в море. На счастье скоро им на пути попался этот остров, где мы и живем, сколько себя помним.
Конгресс
Как ни отговаривал его отец, Арнольд Ландаун решил донести до научного сообщества известие о том, что возможности человеческого организма гораздо больше, чем предполагают ученые. Но зря он надеялся, что новые идеи примут с энтузиазмом.
- По описанию совершенно очевидно, - закончил Арнольд свой доклад, - что зрение аборигенов отличается от зрения современных людей. Очевидно, произошла некая мутация, которая позволила им воспринимать излучение рентгеновского диапазона.
- Молодой человек, вы, очевидно, плохо знаете физиологию! – открыл дискуссию седовласый академик. - Ни колбочки, ни палочки - а это, да будет вам известно, светочувствительные элементы человеческого глаза - не способны воспринимать даже ультрафиолетовое излучение, не говоря уже о рентгеновском. Кроме того, атмосфера Земли проницаема только для видимого света. Жесткие излучения Солнца не достигают поверхности планеты, будучи задержаны ионосферой и магнитосферой Земли. Так что ваши гипотетические люди с рентгеновским зрением должны жить в абсолютной темноте. Вокруг нас нет рентгеновского излучения.
- Я, конечно, не специалист, - оправдывался Арнольд. - Но, может быть, им удавалось как-то подсвечивать пространство вокруг? У Платона ведь была гипотеза, что глаз человеческий испускает лучи, которыми ощупывает окружающие предметы.
- Вот так вам и приходится плодить сущности без необходимости. А всего-то и надо было признать, что ваш отдаленный предок обладал даром беллетриста и написал интересный рассказ, который с удовольствием опубликовали газеты того времени.
- Но дело-то в том, - горячился Арнольд, - что мой далекий предок не знал свойств рентгеновских лучей. Он бы не мог создать столь точное описание, которое под силу современному фантасту, окончившему среднюю школу, а то и институт. Он мог описать все так точно только, если бы сам все видел. Вот послушайте!
У Ландауна сложилось впечатление, что эти люди мало обращают внимание на поверхностное, но непостижимым образом постигают глубинное. Причем, это относилось не только к физическом зрению, но и к духовному.
- Как ты видишь меня? - спрашивал он Грацию.
- У тебя красивый удлиненный череп с приятной формы глазницами, крепкие кости очень правильной формы, зубы без трещин и сколов. По нашим понятиям ты красивый.
- А вокруг костей? Что ты видишь вокруг костей?
- Там есть то, что мы называем аурой - легкое затемнение. Но оно обладает таинственной силой - хоть мы и видим кости, но прикоснуться к ним не получится - не даст эта аура. Она отталкивает руку, но мягкая на ощупь и теплая. А как ты видишь меня?
- Ты не поверишь, - говорил Арнольд, - но я не вижу твоих костей. Только ауру.
- Ты не видишь костей?! - воскликнула Грация огорченно. - Но как же ты можешь оценить красоту женщины?
- Ты очень красивая!
- Ты просто мне льстишь!
- Нет! Послушай! В твоей ауре - мы ее называем телом - есть множество мелких деталей, которые ты не видишь. Но которые мне очень нравятся. Кожа, губы, глаза. У тебя голубые глаза.
- Что такое голубые?
- Я не смогу этого объяснить. У тебя очень изящные обводы тела, красивая грудь. Эти свойства ауры, наверно, как-то связано с прямизной бедренной кости или округлостью ребер. Я не знаю точно почему это так, но вижу, что я считаю красивым то же самое, что и мужчины вашего племени.
Он умолчал, что есть некоторые дефекты, которые в племени не замечали, а ему были заметны - допустим, у некоторых женщин были большие пигментные пятна, которые портили внешность. У одной был искривленный нос вследствие несчастного случая в детстве, но это никак не портило её в глазах окружающих.
Впрочем, Ландаун отдавал себе отчет, что и в его костяке могут быть особенности, которые могут восприниматься как непривлекательные. Грация, конечно, считала его красивым потому, что была к нему неравнодушна. Влюбленность активизирует воображение, которое делает нас прекраснее несмотря на любые особенности зрения.
- Можно сказать, что ты видишь мою душу? - спросила Грация, прижимаясь к нему. - Аура - это душа?
- Наверное, нет. Есть еще что-то, невидимое ни мне, ни тебе.
- Запах?
- Может быть!
Арнольд закончил чтение отрывка и, потрясая манускриптом, воскликнул:
- Вот видите! Разве это можно придумать? Разве это мог придумать человек той эпохи? Пусть не рентгеновское в нашем понимании, но какое-то особенное зрение у них было. И наш организм к этому способен.
- А, может, все просто? И данная рукопись вовсе не датируется восемнадцатым веком? - спросил скептично настроенный академик. - И потом, молодой человек, вы должны понимать, что такая мутация вряд ли жизнеспособна, хотя бы уже потому, что людям этого племени было бы трудно продолжать свой род. Для них процесс соития был бы чем-то сродни магии - конечно, людям удается совокупляться и в темноте без контроля зрения, но они хотя бы до этого могли исследовать свое тело.
Расстроенный Арнольд сошел с трибуны.
Любовь
- Видишь Мэри? - указала на проходящую девушку Грация.
- Да, - ответил Ландаун.
- А ты видишь, что у нее скоро будет ребенок?
- По ауре пока этого не заметно, только разве что взгляд, углубленный в себя, говорит о том, что она мыслью что-то ласкает внутри себя.
- Взгляд… Я его не вижу, но вижу, как растут косточки ребенка у нее возле таза.
- А что ты видишь внутри меня? - вдруг спросил Арнольд.
- Я вижу за ребрами, как что-то меняет свои размеры. И когда я кладу руку тебе на грудь, я чувствую эти удары. Тук, тук.
- Здорово! Ты видишь мое сердце!
- Очень неясно, но вижу. А еще я вижу что-то темноватое справа от сердца. Оно тоже движется, только не вместе с сердцем, а вместе с дыханием. И даже слышно, как оно присвистывает.
- Я этого не слышу.
- Ты, вообще, плохо слышишь и говоришь как...
“Робот!” - подсказал про себя Арнольд.
… как змея. Всегда с одной интонацией.
“Наверно, я говорю так же, как ты улыбаешься, - с горечью подумал Ландаун, но не сказал этого любимой. - Твое лицо как у куклы. Хотя любовь его все равно раскрасила румянцем”.
«А затемнение в легких - наверно, туберкулез, - подумал Арнольд. - Тогда это был просто бич Божий, от чахотки даже короли умирали».
- А ты подаришь мне ребенка? - спросила Грация.
- Для этого мы должны пожениться, - сказал Ландаун. - У вас есть какой-то обряд венчания?
- Конечно. Старший в племени должен нас обвенчать, а все племя будет петь, плясать и радоваться!
- Пойдем к старшему!
Но вождь встретил их задумчиво:
- Я понимаю, дочь моя, что твое сердце открылось чужеземцу. И ты, Ландаун, хороший человек и сможешь позаботиться о Грации. Но вот что мне не дает покоя. Вы поженитесь, у вас появятся дети - будут они такие, как мы, или будут такие, как ты?
- Я не знаю, - ответил Ландаун.
- До сих пор мы были все одинаковы, все в равном положении, - продолжал вождь. - И вдруг среди нас появятся те, кто не похож на нас. Пока ты один, это не делает погоды. Ты нам приносишь фрукты, ты вытаскиваешь из пальцев занозы. Но ты нуждаешься в нас, ты хочешь быть среди нас своим, хочешь говорить с нами, участвовать в праздниках. Но если таких, как ты, станет много? Они будут видеть мир иначе, они будут быстрее нас бегать, будут лучше владеть оружием. Наш мир расколется. Могу ли я пойти на это, обвенчав вас?
- Но, если вы нас не обвенчаете, вы разрушите счастье вашей дочери! - воскликнул Ландаун.
- А ты, дочь, готова ли пожертвовать спокойствием и благополучием племени ради своего счастья?
- Я не знаю, отец… - опустила она голову.
- Вот и я не знаю, - вздохнул вождь.
Вождь ушел, а влюбленные еще долго сидели в темноте, переживая свое горе.
Вдруг девушка сказала:
- Это темное в твоей груди… Оно как будто стало больше от переживаний!
- Разве в этой темноте ты что-нибудь видишь?
- В какой темноте? - не поняла Грация.
- Темнота - это когда нет света. Когда ничего не видишь.
- Я вижу всегда.
- А чем же для тебя отличаются ночь и день? - удивился Ландаун.
- Днем тепло. Ночью холодно.
«Если это и рентгеновское зрение, то у них явно есть какая-то подсветка, - подумал Арнольд. - Но как все это работает? И как они не заболевают от неизбежной радиации?»
Возвращение
- Погодите, молодой человек, - услышал позади себя Арнольд Ландаун.
Он оглянулся и увидел седовласого академика, который разнес в пух и прах его выступление.
- Что вы хотели? - голос Ландауна прозвучал слегка холодно.
- А вы не обижайтесь, Арнольд. Я правильно запомнил ваше имя?
Ландаун кивнул.
- Те, кто вас критикует, они ваши самые внимательные слушатели, и почему-то их данный вопрос зацепляет.
- Вас зацепило?
- Безусловно, - подтвердил академик. - Это, действительно, загадка. Невозможность чисто физической реализации сталкивается с реальностью исторического свидетельства. Я ведь подумал вот о чем. Ваш прапредок вернулся с острова, иначе бы мы не имели манускрипта.
- Согласен.
- Не может ли в вашем роду проявляться эта удивительная способность? - спросил академик.
- Мне об этом неизвестно, - задумался Ландаун. - Конечно, всем нам свойственна определенная проницательность, но это явление скорее характеризует мышление.
- Как знать, молодой человек, как знать! Запишите, на всякий случай, мой адрес электронной почты. И номер мобильного.
Когда Арнольд вернулся, он принялся выпытывать отца - не было ли продолжения рукописи?
- Продолжения не было! Во всяком случае ко мне рукопись попала именно в таком виде. Но если ты обратил внимание, после окончания текста есть несколько пустых листов.
- Я думал, просто остались недописанные листы.
- А ты еще раз подумай.
- Тайнопись?! - ахнул Арнольд.
- Текст явно не закончен. Я тоже подозревал, что должна быть какая-то тайнопись. Но так и не нашел разгадки. Во всяком случае, химической тайнописи я не обнаружил.
- Тогда какой?
Отец развел руками.
Арнольд до сумрака сидел на чердаке и разглядывал манускрипт, пока не устал от безуспешных попыток и не упал в кресло в бессилии.
- Что ты там сидишь в темноте? - раздался снизу голос жены.
- Да еще не совсем темно, - Ландаун скользнул взглядом по листам рукописи.
- Какое “не совсем”, если уже двенадцать часов ночи! - воскликнула жена.
- Да? - удивился Ландаун.
Снизу раздались шаги, поднимающиеся по лестнице. Подошел отец. И вдруг Арнольду показалось, что страницы рукописи стали ярче.
- Папа, ты это видишь?
- Что?
- Рукопись! Она стала ярче!
- Не вижу ничего! А нет, вижу!
- Это на самом деле так! От нас что-то исходит, какое-то излучение. Ты подошел, и оно стало больше!
Арнольд кликнул снизу младших брата и сестру. Они нехотя поднялись. Но манускрипт стал настолько ярче, что его увидели все. Стали видны и балки чердачных перекрытий, особенно гвозди в них.
- Арнольд, а ты зачем раскрасился под скелета? - тихо спросила Матрена.
- Я не раскрасился. Это рентген!
- Точно! А у тебя в кармане моя ручка, которую два часа искала!
- А раньше мы этого почему не умели? Видеть все насквозь? - спросил Велимир.
- Потому, - ответил отец, - что раньше никогда в такой кромешней тьме не собиралось столько Ландаунов.
- Смотрите, - сказал Арнольд. - Текст, действительно, продолжается.
Эту часть записок о путешествии моего отца Ландауна-старшего я решил записать тайнописью, которую смогут разобрать только мои потомки. Для остальных пусть эта рукопись останется морской побасенкой, которую можно зимними вечерами рассказывать на страх и радость детишкам.
Ландаун и Грация старались не смотреть друг другу в глаза. Было стыдно от запретных желаний, который нельзя было реализовать. И так продолжалось около месяца, когда вдруг на горизонте показались паруса неизвестного судна. Из всех жителей острова заметил его, разумеется, только Ландаун. Он быстро забрался на вершину скалы и зажег там костер, в который бросал ветки с зелеными листьями, чтобы поднималось побольше дыма.
За этим занятием его застала Грация.
- Что ты делаешь?
- Появился корабль. Я хочу привлечь его внимание, чтобы он забрал меня домой.
- Ты возьмешь меня с собой?
- Да. Но в том мире тебе придется многому учиться и ко многому привыкать.
- Я согласна.
На корабле выстрелила пушка.
- Нас заметили! - воскликнул Ландаун. - Но подойти к берегу они не смогут, это опасно. Нам надо плыть им навстречу.
Ландаун и Грация объяснили вождю и соплеменникам, что отправляются в большой мир.
- Только не рассказывайте там о нас! - попросил вождь. - Пусть наш остров считается необитаемым и негостеприимным.
- Мы не раскроем вашу тайну, - пообещал Ландаун.
С корабля спустили шлюпку, но не успела она проплыть и половины расстояния до острова, как из-за скал к ней направился маленький плот.
- Грация, тебе придется одеться немного по-другому, - сказал Ландаун и часть обычного для островитян тряпья перенес с плечей девушки на пояс.- В этом мире так принято. Нам придется за этим следить.
Каково же было удивление Ландауна, когда вступив на палубу корабля, он увидел своего друга Гулливера. Оказалось, что капитан Блэк по возвращении рассказал Самюэлю о пропаже юнги Ландауна. Бывалый моряк выспросил примерные координаты места происшествия. Его авторитет позволил ему нанять корабль и двинуться на поиски. Две недели они крейсировали в этих водах и уже почти отчаялись найти пропавшего, записав его в список жертв океана, как вдруг увидели остров, а над ним - струйку дыма.
Этого не может быть
По возвращении Ландаун и Грация, чтобы не выдавать людям свою тайну, решили не задерживаться в Англии, а поехать в далекую дикую Россию. Они обвенчались, но долгое время не решались заводить детей, опасаясь возможных испытаний, которые выпадут на их долю. Однако, толи сказалась сухость и морозность местного климата, толи дух сосновых лесов, но Грация стала замечать, что аура других людей ей видна все более четко. При этом глубинное зрение оставалось, но включалось при отрешенном сосредоточении. Это не раз пригождалось в медицинских целях. В частности, мама разглядела, что у отца затемнение в легких уменьшается от жизни в сосновом лесу. И когда они удостоверились, что ничем не навредят своему потомству, на свет появился я, а за мной пятеро моих сестер и братьев.
- Теперь мы знаем, как Ландаунов занесло в Россию, - сказал отец.
- А что мы с этими способностями будем делать? - спросил средний брат Велимир.
- Обнаруживать дефекты сварки и литья! - сходу выпалил Арнольд.
- Это любой рентгеновский дефектоскоп может! А что-то полезное?
- А что наши предки с этим делали? - спросила Матрена.
- Не написано.
- Думаю, что способности пригодятся. А сейчас давайте-ка спать. Ибо кто рано встает - тот рано идет картошку окучивать.
- Опять ты за свое! – Велимир не любил огородных забот.
- Точно! Картошку копать можно будет прицельно! - воскликнула Матрена.
На следующий день Арнольд позвонил седовласому академику и все ему рассказал. Тот позвал его приехать в Москву и там подробно расспросил.
- Устройство вашего зрения, молодой человек, нам еще предстоит выяснить. Пока не могу даже строить гипотезы. Но вот что мне подумалось. Как для обычных людей, так и для тех, кто с рентгеновским зрением, что-то в жизни остается невидимым. У каждого свое. Кто-то не видит кости, а кто-то цвета. Один не замечает водоросли, а другой - рыбу. Но ведь и для всех нас есть в этом мире что-то невидимое - душа, Бог, бесы, призраки, домовые. Ничего, что я взялся философствовать? Вы ведь пришли по конкретному вопросу…
- Нет-нет, я с удовольствием слушаю!
- И то, что мы не видим, от нас укрыто неспроста. Мы его не хотим видеть. Вы ведь в курсе, что дети часто видят разные странные вещи.
- Да, к Матрене как-то раз заглянула коровья голова.
- Разные странные вещи дети видят и не всегда это объяснишь психологическими причинами. Поэтому дети боятся темноты, просят включить свет, когда спят. Но их ругают, что они рассказывают всякие глупости, говорят, что ничего этого нет. И они перестают видеть. Вот и получается, что мы создаем свой мир - реально создаем - с помощью запретов. Это видеть, того не видеть, вот и подгоняем свое видение под стандартную картину.
- Вы хотите сказать, что, возможно, механизм нашего родового зрения - не физический?
- Он-то физический и вполне материальный. Просто физика это не нашего мира, отделенного от остального вековечными запретами видеть, а другая. Более широкая. И ее закономерности совершенно не противоречат законам нашего мира, а как бы продолжают их. Ваша бабушка плохо видела ауру тела, но могла его пощупать. Возможно, когда-нибудь и мы сможем пощупать то, про что думаем “Этого не может быть”!
Подписывайтесь на новости
Группа Тартарии вКонтакте - https://vk.com/club57411548
Группа Тартарии в Фейсбук - https://www.facebook.com/tartariaru/?ref=bookmarks
В издательстве "Ридеро" выпустил тремя томами "Жизнь и смех вольного философа Ландауна". Теперь книги можно приобрести как в электронном, так и в бумажном (подарочном) вариантах.
В этой книге вы не найдете шуток ниже пояса, потому что самое смешное, как и самое трагичное, у людей находится в голове. "Смех - это внутренняя свобода", - сказано в мудрой книжке нашего детства. Именно это изречение древних ведет по жизни вольного философа Ландауна. Я надеюсь, что и вас тоже.
Приглашаю посетить сайт книги (том 1, том 2, том 3), где можно посмотреть видео, ей посвященное, прочитать отзывы и фрагменты книги. Если понравится, то приобрести и порекомендовать друзьям.
.aspx)