Ландаун. Жизнь продолжается!
Окончание. Начало см. Ландаун и Дар вечной молодости, Ландаун и Аттестат человеческой зрелости
Степь
Арнольд Ландаун, сержант 31-го инженерного батальона 13-й механизированной бригады, проснулся от истошного крика дневального:
- Рота, подъем! Тревога!
«Что-то случилось серьезное!» - подумал он, поспешно одеваясь и поглядывая, как поднимается его отделение.
Все, даже новобранцы, укладывались в норматив и, на ходу застегивая воротнички, становились в ротный строй. Только Кулем Автохтонов запутался в простыне, долго с ней боролся и почти победил, но она все-таки ухитрилась в последний момент подлезть под брючный ремень и теперь тащилась за его угловатой фигурой как павлиний хвост. «За что мне это наказание?» - подумал Арнольд, наступая на простыню и, не глядя, забрасывая ее на второй этаж кроватей.
Батальон погрузили на «бэхи» - боевые машины пехоты – и срочно выбросили к государственной границе с Монголией. Мимо мелькали серо-желтые бурятские сопки – без снега, с редкими былинками. «Бурятия и Монголия – близнецы-братья, ну или сестры! – вспомнил Арнольд рассказы отца, который проходил военную службу еще в советские времена в Улан-Баторе. – А вот то, что нам дозиметры выдали, очень настораживает».
Разумеется, ни сержанту, ни даже командиру батальона не предоставили полной информации об ядерном инциденте в Тибете, о том, что 2-миллионная китайская армия поднята по боевой тревоге, монгольская – разбегается по домам, индийская – выдвигается к китайским границам. Мир оказался на грани самого крупного военного конфликта со времен Карибского кризиса. Впрочем, вскоре ситуация разъяснилась, напряженность ослабла, батальон стал сворачиваться и собираться на место постоянного базирования. И только Кулем Автохтонов, стремясь упрочить свою славу главного источника проблем и курьезов, пропал, будто под землю провалился.
- Куда он мог деться в этой, блин, степи, где даже кустика нет? – распекал комбат Ландауна.
- Вот он кусты и ищет! Стеснительный попался, - оправдывался сержант.
- Когда найдем, он будет у меня стесняться на чистке картошки! Месяц!
- Не стоит, - предупредил Ландаун майора. - Пальцы порежет или кипятком обварится.
- Тогда… в наряд по парку! – изменил решение майор.
- Ставили – его воротами прижало!
- Э-э… может, дневальным по роте?
- Уронил тумбочку на ногу, месяц в лазарете, - спокойно перечислял сержант.
- Так его что, вообще никак наказать нельзя?! – изумился комбат.
- Последствия непредсказуемы! – вздохнул Арнольд. - Вплоть до ядерной войны. Думаете, нам просто так дозиметры выдали?
- Сержант, ты же не думаешь…
- Или змея укусит!
- Здесь нет змей!
- А его это волнует?
- Тогда, сержант, тебе пять суток гауптвахты! – успокоил нервы майор. - А этого придурка найти и домой к маме!
- Спасибо, товарищ комбат! – возликовал Ландаун, который уже представил спокойные три месяца перед дембелем. – Разрешите выполнять?
- Разрешаю.
- Разрешите бегом?
В надежде, что сегодня последний прикол Автохтонова, Ландаун расставил бойцов цепью и приказал не отходить друг от друга больше, чем на 10 метров, постоянно держать соседей в поле видимости. Два часа во всех направлениях они прочесывали окружающие сопки, оторвали два каблука, потеряли магазин от АК-74, нашли гранату, пропавшую на прошлых учениях, но следов Автохтонова нигде не было. И вдруг кто-то из солдат воскликнул:
- Слышите?
Все притихли.
- Помогите! Помогите!! Я здесь! – глухо причитал голос.
Где «здесь» было совершенно непонятно, потому что вокруг раскинулась издевательски голая степь, спрятаться посреди которой было негде даже суслику.
«Домой к маме! Домой к маме!» - повторял Ландаун как мантру обещание майора и на вершине сопки провалился сапогом в яму.
Голос раздался громче и яснее - прямо из-под сапога, точнее - из провала.
- Всем снять ремни, связать вместе! – приказал сержант.
Веревка получилась достаточно длинная. Ландаун сбросил один ее конец вниз.
- Эй, Кулем, хватайся!
Через минуту пропавший Автохтонов был на поверхности.
- Я шел, и вдруг земля из-под ног ушла! – оправдывался он.
- Да тебя на бетон поставь, бетон из-под ног уйдет! – в сердцах высказал Ландаун.
- Ну, да, я однажды зашел на стройку, встал на плиту, плита упала, - промямлил Кулем.
- Вместе с домом? – уточнил Арнольд, которого ничто уже не могло удивить.
- Нет, дом остался.
- Странно.
Но Автохтонов все-таки удивил Ландауна. Он извлек из кармана бушлата большой шар из прекрасного прозрачного янтаря, который искрился на солнце. А внутри него, как игла Кащеева в яйце, был заключен… мобильник. Не самой новейшей модели, но вполне пристойный Nokia, такой же, как у самого Арнольда, они с отцом когда-то купили на пару.
- Откуда это у тебя?
- Там взял! – кивнул Кулем на провал.
- А что там вообще?
- Гроб!
- А ну, спустите меня вниз! – скомандовал Арнольд солдатам.
Провал вел к каменной камере из цельных многотонных плит. Когда глаза привыкли к полумгле, Арнольд разглядел что-то вроде саркофага. Судя по изображениям на нем, он принадлежал женщине, известной и любимой народом жрице. Глаза сержанта привыкли к полутьме, и он различил на саркофаге портрет, видимо погребенной. Что-то его поразило в этом портрете. На нем была изображена не умудренная глазами старуха, а девушка с сияющими от радости глазами, и сделан портрет был в отличной от прочих изображений манере – очень реалистично. Девушка смотрела на него, как живая. И таким знакомым показался ему этот взгляд. Арнольд вытащил фотоаппарат и сделал несколько снимков, причем девушка, казалось, позировала ему с удовольствием.
«Сюда археологов позвать надо!» - подумал Ландаун.
«Не надо!» - услышал он внутри себя голос, и сразу понял, что он исходит от погребенной.
«Почему?»
«Я здесь не для них! Я здесь для тебя. Чтобы ты вспомнил все!»
«Сейчас мне надо идти. Без меня там наверху дисциплина падает. И как бы Кулем чего снова не выкинул. Но я вернусь» - сказал Арнольд.
«Погоди. Возьми медвежий коготь – он лежит от меня по левую руку. Оно поможет тебе говорить со мной, когда ты пожелаешь. А мне поможет узнать тебя, когда мы снова встретимся».
«А зовут тебя как?»
«Любава».
Ландаун взял огромный коготь и положил во внутренний карман кителя. Странное тепло он почувствовал от прикосновения к давно высохшей плоти.
- Поднимайте! – крикнул Арнольд солдатам.
На поверхности светило солнце, бойцы обступили Автохтонова, разглядывая его находку. Они толкались и гоготали, пока Кулем не выронил янтарный шар. Похоже, его предназначением в этой жизни было нести разрушение – шар упал на единственный в окружности пяти километров камень и раскололся. Впрочем, Ландауну это было на руку:
- Вы уничтожили ценнейший экспонат громадной исторической ценности! – объявил он притихшим гоготунам. - Теперь никому ни слова! Мы ничего не находили! Никаких шаров, никаких мобильников! Поняли?
Солдаты оказались понятливыми.
- А мобильник-то работает? – спросил кто-то.
- Зарядки нет.
- Погодите! – Ландаун достал свой Nokia и быстро перекинул аккумулятор.
Аппарат оказался жив, пролежав тысячелетия в янтаре как в идеальной консервной банке. Арнольд быстро пробежался по списку контактов: Арнольд, Велимир, Гюльчетай, Лариса, Матрена. Сработал какой-то автоматизм и, выбрав строчку «Гюльчетай», он нажал на вызов. Он сам удивился, как быстро прозвучал ответ:
- Алло! Ландаун! Ландаун, это ты? Где ты?
- Мама? – узнал Арнольд знакомый голос. – Это я, Арнольд. А куда вы батяню дели?
Столица
Лариса отправилась в столицу, чтобы принять участие в теледебатах. Последние события включили в сферу внимания телезрителей не только политиков и звезд музыки и стриптиза, но и носителей философских идей и древних традиций.
- Как ты мыслишь и говоришь, так ты и живешь, - рассуждал пред телекамерой целитель и мыслитель Владимир Солнышко. – Будешь жаловаться «я больной», «я несчастный» - будешь больным и несчастным. Правда, частица «не» не воспринимается сознанием, поэтому тот, кто считает себя несчастным, обязательно будет счастливым. Если не подумает вдобавок, что он бедный, глупый, растяпа, чучело и болван.
Лариса уютно устроилась в мягком кресле и думала про себя: «Все правильно. Хорошие светлые слова поднимают настроение, придают энергии, здоровья. Но все это слегка одномерно. Потому что наше деление слов на плохие и хорошие весьма условно. Например, слово «урода» по-польски означает «красавица». Даже сами слова «хорошо» и «плохо» не хороши и не плохи в нашем сегодняшнем понимании. «Хорошо» - от слова «Хорс» - Солнце. «Хорошо» - это солнечно. А «плохо» - это противоположность «солнечному», но совсем не в том смысле темени. Светило – это центр, а противоположность ему - периферия, по сути – вся Вселенная, которую оно согревает и о которой заботится. Вселенная на древнеиндийском loka. По латыни local – местный. То есть плохое – это место, пространство, вместилище для хорошего, для центра, для светила. Вместилище – это женское начало, светило – мужское. Потому, что Хор – он же и Хер. И что здесь плохого или хорошего? Для мужчины хорошо быть хорошим, быть Солнцем, быть светом, а для женщины свойственно быть плохой, быть Loka, быть Вселенной, быть вместилищем света. И в этом она непохожа на мужчину, и поэтому она нужна мужчине. Получается, что слов «плохих» и «хороших», годных и негодных наши предки не создавали. Надо только, чтобы каждое слово было к месту».
- Нужно каждое утро садиться и писать 100 или 200 хороших слов, которые и будут накапливаться в вашем сознании, – продолжал Владимир Солнышко. - Каким вы себя хотите видеть – так и пишите. Кто хочет, чтобы зрение восстановилось, пишите «Я – сама зоркость», кто хочет от лишнего веса избавиться, пишите «Я – стройность». А если есть желание, чтоб мужская сила удвоилась, так честно и пишите «Я – х… хорс!»
Лариса улыбнулась и признала этим действенность метода, но, как жрица, она хотела бы вписать это упражнение в ежедневные рутинные действия, что не только позволило бы экономить время, но и наполнило бы смыслом сами будни.
- Владимир, я правильно понимаю, что, насыщая свою речь добрыми словами, мы любую пустяковую беседу превращаем в целительное действо?
- Конечно! Похвалив тещины блины, зять их делает целебными. Вообще, пищу надо хвалить и благословлять, и воздавать хвалу Творцу и Природе, которые дают ее нам.
- А еще какие дела можно делать с добрыми мыслями и словами?
- Да любые! Я когда поднимаюсь по лестнице, на каждую ступеньку вспоминаю доброе слово. Подъем по лестнице для меня – счастье. Я ведь поднимаюсь к небу и становлюсь чище, добрей, вдохновенней!
- А если идете вниз? – полюбопытствовала Лариса.
- Тоже замечательно! – воскликнул Владимир. - Я же приближаюсь к Земле-матушке, и она мне дает силу, ловкость, уверенность в себе!
- Убедили! – согласилась собеседница.
- А самое большое значение добрые слова имеют при посадке растений. У детей мысль сильная и сомнений не знает. Так вот, если ребенок с добрым словом посадит морковку, то она будет гораздо крупнее и слаще, и прекрасно храниться будет.
- А комплименты и ласковые обращения входят в вашу методику? – спросила Лариса.
- Да! Это очень важно! Вы только посмотрите, как сейчас принято называть своих любимых или детей! – воскликнул Владимир Солнышко. – Зайка моя! Киска моя! Рыбка моя! Это же низводит человека до уровня животного!
«Действительно, - подумала Лариса. – Если человек имеет животный тип строя психики, то для него допустимо назвать подругу «стройной ланью» или «ласковой кошечкой». Ну и там другие физиологические термины «сладкая», «мягкая». А если разозлится, то она у него становится «сука», «телка» и «овца». И женщины в долгу не остаются, стремительно перескакивая от «котиков» и «пупсиков» к «кобелям», «козлам» и прочим «скотинам».
- А как же следует называть своих любимых? – спросила Лариса, а у самой в сознании продолжала виться мысль: «А представители строя психики биоробот в своих любимых ценят соответствие некоторому канону. В старину они любили разводить церемонии и использовали слова «дорогая», «уважаемая», «достопочтенная». Сегодня другие стереотипы, и биороботы могут пользоваться разными словами и эпитетами, но только теми, которые приняты в данной среде и зафиксированы традицией. В них нет творчества и романтичности, но они могут пользоваться плодами изысканий тех, кого признают авторитетами. Кто бы ни был в моде – Пушкин, Есенин, Высоцкий или Киркоров - биороботы будут следовать за модой. Да, добавлю, они верность ценят больше любви, а вот демоны наоборот. Тем нужна страсть, вдохновение, творчество. Поэтому они изобретают множество по-настоящему прекрасных эпитетов и сравнений. Звездочка ясная, свет моих очей, нежный цветок».
- Кстати, сравнение со цветком я не могу отнести к унизительным, - продолжал Владимир. - Цветок – это лучшая часть растения, в которую оно вкладывает свою любовь, свою красоту. Цветок призван украшать мир, как и женщина. Призван продолжать жизнь, как и женщина.
- Да вы настоящий поэт, Владимир! – улыбнулась Лариса. – Благодарю вас за такие слова от имени всех женщин и всех цветов.
«И надо признать, что именно это вдохновение способно на какое-то время поднять представителей типа строя психики демон/особенный до уровня человечности. А представители человечного строя психики не просто восхищаются своими любимыми, они их боготворят. Поэтому их обращения к любимым не есть сравнение или эпитет, но часть сотворения, сотворения себя, своей любимой и мира вокруг. И постепенно они от «солнышка» поднимаются до «богини». Они начинают снова оперировать не самодельными метафорами, а древними мощными образами, и эти образы таковы, что изменяют полностью людей и их отношение. Бытие богиней ко многому обязывает и открывает совсем другие перспективы. Прежде думать о Родине, а потом о себе – пелось в известной песне. Да, о Родине, о Роде, об окружающих. Заботиться об общем благе – это совершенно новое состояние. Поэтому женщину с демоническим типа строя психики обращение «богиня» может даже испугать, особенно если она принадлежит к темной иерархии. Для нее быть богиней – это полностью изменить свою сущность. Для женщин светлой иерархии с типом строя психики особенный/демон, обращение «богиня» открывает новый мир и новую себя…»
Поместье
Гюльчетай застала Матрену и мышонка Пупсика за чтением «Естественной истории» Плиния Старшего.
- Что новенького пишут? – пошутила мать.
- Плиний считает гиперборейцев реальным древним народом, от которого эллины переняли культ Аполлона Гиперборейского.
- Интересно.
- Вот послушай. «За этими Рипейскими горами, по ту сторону Аквилона, счастливый народ (если можно этому верить), который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира…» Пупсик, не надо мне лапкой показывать, я сама на это внимание обратила! «…там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил. Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда солнце не скрывается (как о том думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса…» Да-да, Пупсик, точно как мы! «…культ Богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью….»
- Замечательная страна! – улыбнулась мама.
- Значит, там теперь наш папчик?
Пупсик погладил девочку по руке, а Гюльчетай по волосам:
- Наверно, он это заслужил.
Гюльчетай оставила молодежь и попыталась сосредоточиться на восстановлении послания Ландауна. Жизнь на природе укрепляет образную память. Женщина мысленно вошла в тот момент, когда они с премьер-министром рассматривали фотографии, и просто начала читать. Простой карандаш довольно бойко побежал по странице блокнота, разлинованной в школьную клеточку:
«Интереснейшим образом сочетаются у наших предков природное и техническое. Техника не противостоит природе и не стремится подчинить ее, она ее продолжает, она в нее вписывается. Порой даже трудно провести черту, где кончается живое и начинается искусственное. Все мы знаем то неприятное чувство, когда на тебя указывают пальцем. Палец направляет на нас чужеродную энергетику. Здешние жрецы пользуются жезлом для усиления этого эффекта, притом, что их энергетика не дисгармоничная, как у шудр нашего времени, а благодатная. От нее вспыхивает осознание каждой клеточки тела, охватывает удивительное чувство покоя и порыва вдохновения одновременно. Сварог помог мне сделать такой жезл для меня. Он, безусловно, является техническим устройством, его изготовление состоит из определенных технологических процедур, но оно настолько проникнуто личной энергетикой человека, его духом, что является еще и произведением искусства и даже, я бы сказал, органической частью его тела. И работает жезл, разумеется, только в слиянии с волей и чувствами своего творца и владельца.
Для создания даже довольно больших устройств русами-орианами не создается громоздкая и разрушающая природу техносфера. Советскому Союзу потребовалось создать несколько отраслей промышленности, чтобы вывести человека в космос, но есть другой путь, который описан в детской сказке «Продавец приключений». Устройство любой сложности, даже космический корабль, можно… вырастить, если силы живой природы направить мыслью в нужном направлении. Так бактерии разрушают бетонные стены, а кораллы стены строят. Так можно добиваться самых удивительных свойств материалов. Кстати, вращающиеся детали стараются не использовать. Даже атомные бомбы здесь устроены иначе.
Вообще, техники немного, все задачи жизнеобеспечения решаются по-другому, чаще в глобальном масштабе. Например, нет необходимости в поливальных установках, потому что каждый четверг идет дождь. Такая задана программа атмосферных потоков. Так что поговорка «После дождичка в четверг» - очень точное указание времени. А программы природных явлений задаются с помощью праздников. Сама обрядность праздника помогает сонаправить психическую энергию многих людей на достижение одной цели. Так создаются образы-эгрегоры, которые и занимаются выполнением программ. Создание эгрегоров является самой продвинутой частью техники (психотехники) русов-гиперборейцев. Аполлон и его жены-музы объяснили мне, насколько точным должен быть подбор слов и музыкальных фраз, чтобы управлять стихиями. И уж, конечно, важным является вдохновенное и яркое исполнение…»
Стук в окно прервал бег карандаша.
- Михалыч, ты не совсем вовремя! – сказала Гюльчетай.
- Ты хотела сказать – совсем не вовремя! – улыбнулся Михалыч. – А я вот молока принес. И просто поболтать захотелось.
– Я пыталась восстановить текст послания Ландауна по зрительной памяти.
- А, может, я тебе чем помогу?
- Чем?
- Дело в том, что я видел это послание.
- Да? Когда? – удивилась женщина.
- Я давно живу, - махнул рукой Михалыч. - А, поддерживая мысль друг друга, мы сможем вспомнить больше.
- Я дошла до места, где Ландаун начал говорить о технике Атлантиды и ее отличии от техники Гипербореи.
- О, это интересная тема! Дело в том, что цари Атлантиды, подпавшие под чары зла, истребили свое высшее жречество, которое пыталось им противостоять. Темная сторона всегда поневоле становится материалистичной, ведь она сама отказывается от помощи самого мощного духа Мироздания. Поэтому технике в Атлантиде уделялось особое внимание…
Михалыч совершенно ландауновским жестом поднял вверх палец, чем вызвал прилив тоски в сердце Гюльчетай. Но она пересилила себя и стала поспешно записывать.
- Только помедленней, а то я не успеваю!
«Техника Атлантиды строится на тотальной безжалостной эксплуатации человека и природы. Если Ориана-Русь концентрирует психическую энергию с помощью празднеств и веселья, то Атлантида копит черную энергию страха, ненависти и страдания. Это достигается с помощью жертвоприношения. Сначала это было убийство животных, а потом и человека. Именно в Атлантиде впервые появилась в храмах ритуальная проституция и многие другие мерзости. Соответственно и техника атлантов является продолжением их черной магии. Даже их энергетические установки - пирамиды - другой конструкции, чем Гипеборее. Они без верхушки, они собирают энергию низших планов бытия, но не могут резонировать с энергией Любви. Даже управление живыми существами – а атланты им владеют – осуществляется по-другому, чем у гиперборейцев. Если русы направляют деятельность микроорганизмов так, чтобы вырастить какую-то конструкцию, то атланты заставляют их выгрызать конструкцию из цельной заготовки. Вращающиеся детали используют для искривления пространства-времени…»
- А это-то им зачем? – удивилась Гюльчетай.- Чисто из любви ко всему кривому?
- Ты почти угадала. Таким образом они ускоряли развитие своих магических способностей.
- Не поняла.
- На полюсе, где располагалась Гиперборея, находится ось вращения планеты, - пояснил Михалыч. - Чем дальше от оси, тем большую скорость имеет вращающийся предмет – как на карусели.
- И что?
- А на самой оси тело находится практически в покое. Именно поэтому русы создавали свою цивилизацию на Северном полюсе – это место на планете им ближе всего по духу. Гиперборея – цивилизация покоя и гармонии.
- Вот оно что! А Атлантида – цивилизация стресса?
- Довольно точно сказано.
- Но Атлантида – бывшая колония Гипербореи. Зачем же гиперборейцы ее создали? – недоумевала Гюльчетай. - Неужели они этого не знали?
- Изначально, Атлантида, действительно была колонией, своего рода местом вахтовых работ, как наш Таймыр. Там добывались некоторые полезные ископаемые, там проводились программа по улучшению климата планеты.
- Как это?
-Именно тогда был создан Гольфстрим, - пояснил Михалыч.
- И что же случилось?
- Со временем некоторые люди стали замечать, что они значительно быстрее развиваются в состоянии стресса, борьбы, конкуренции. Среди творцов спокойной Полярной цивилизации они были как бы отсталыми, а в страстях освоения пространств Южного материка – они были героями, были в своей стихии.
- Они были не такие, как остальные русы? – вдруг спросила Гюльчетай.
- Их сделали не такими. Об этом мы когда-нибудь поговорим отдельно.
- Значит, будущие атланты специально покинули полюс?
- Да, специально, - подтвердил старый ведун. – И начали строить свое государство, свою цивилизацию.
- Но самым большим стрессом на этой планете для них могла быть, - Гюльчетай остановилась, не решаясь выговорить, - могла стать только война со своей альма-матер, с Гипербореей. Значит, война была неизбежна?
- Неизбежным было соперничество. Но война явилась следствием вмешательства сторонней силы…
Горы
Диана и Радмила поднимались по тропинке от родника с большими кувшинами воды. За Радмилой быстрыми ножками бежал четырехлетний мальчуган, легко поспевавший за женщинами и даже часть пути пробегавший вприпрыжку. Вдруг Радмила охнула, выпустила кувшин и опустилась под деревом, держась за живот.
- Тебе пора прекращать носить воду, - заметила Диана. – Срок уже большой. Надо заботиться о малыше, – она погладила Радмилу по животу. – А дома есть работа полегче.
- Наверно, ты права.
- А то пожалуюсь Ландауну! – шутливо пригрозила пальцем Диана.
- Не пожалуешься, - ответила Радмила. - Ты его сторонишься, я же вижу. Неужели он тебе не нравится? Ну, честно скажи!
- Ох, уж этот мне Ландаун! Первый парень на нашем безрыбье!
- Все шутишь! Но разве тебе не хочется любви, ласки, ребеночка? – настаивала Радмила.
- Если я еще беременная буду, то кто воду носить будет? – отбивалась Диана.
- И все-таки тебя что-то гложет изнутри.
- Не хочу вашу идиллию разрушать!
- Вот ты уже и отделяешь себя от нас. А ведь мы, может, единственные люди на Земле!
Диана помрачнела и отвернулась.
- Не от Ландауна ты бежишь, не от меня, а от себя самой, - утвердилась в своей мысли Радмила. – Рассказывай сейчас же, что таишь в душе своей! Или в Атлантиде женской дружбы не предусматривалось?
- Ты уже догадалась, что я из Атлантиды? – сказала Диана.
- Догадалась. И догадалась, что ты оттуда сбежала задолго до войны, - посмотрела ей в глаза Радмила.
- Что же, тогда расскажу, - согласилась Диана. - А насчет женской дружбы знай, что на острове процветало соперничество и война всех против всех. А уж тем более жен одного мужчины. Тут плелись такие интриги, что ложь и клевета были просто шалостями в ряду таких средств, как яд для соперницы или наведение порчи на ее детей.
- Ты ужасы какие-то рассказываешь!
- Милая ты моя! – обняла Диана подругу. – Тебе этого не понять. Ты ведь с неба ко мне свалилась со своим Ландауном, вы чистые души. А я…
- А что ты? Ты… прекрасна, ты добра, ты… Я бы хотела такой быть, как ты. Ты смелая, - горячо говорила Радмила.
- Я ношу в себе проклятие.
Рассказ Дианы потряс Радмилу. Даже в суровых условиях расселения на материке, вдали от прекрасной и дружелюбной Орианы, в родах переселенцев сохранялись традиции взаимной заботы и вдохновенного сотрудничества. Опасности и трудности приходили извне и только сплачивали общину. В Атлантиде все было по-другому.
- Я ведь тоже из расселения, - говорила Диана. - Я выросла на материке, и мне жизнь на острове казалась недостижимой сказкой. Но сказка стала былью, а потом кошмаром. Меня выбрал в жены один из царей Атлантиды, он заметил меня на празднике, когда посетил нашу провинцию. Я была молода и наивна, думала, что теперь моя жизнь будет легка и прекрасна. Я была его пятой женой, но царь выделял меня из других жен. Я родила ему сына и дочь. Он, действительно, меня любил и доверял мне многие свои мечты и тайны. Но эти мечты меня ужасали. В нашей провинции тоже нравы были жестокие, но столица оказалась средоточием порока. Я не хочу загрязнять твою душу даже упоминанием об этом. Поверь, даже человеческие жертвоприношения – это не самое ужасное, до чего может додуматься ослепленный злом разум. Мое сердце просто разрывалось. С одной стороны, он мой муж, отец моих детей, который меня любит и любим мной, но с другой стороны, его ученые вывели новую породу людей, в которых рабская психология была закреплена на генетическом уровне. Обычного дворцового низкопоклонства ему было мало. Он и другие цари Атлантиды грезили войной с Орианой, стремлением подчинить своей воле весь мир.
- Почему же жрецы их не остановили? Они должны были следить за их действиями! – удивилась Радмила.
- Высшие жрецы были убиты, а низшие приняли волю царей, - пояснила Диана. - Мне было так одиноко в этом дворце, абсолютно не с кем поговорить по душам, не кому довериться. Я доверялась ему, я открывала ему душу, я спорила с ним, а он смеялся. Он просто пил мою любовь, подпитывался ею, так же как до этого любовью своих других жен. И знал, что и моя любовь разрушится, что мое перерождение неизбежно. Но ему было нужно мое живое сердце, пока оно живое. Моей отрадой были мои дети, но и их развращал этот ужасный мир. Я не могла видеть, как в их юные души проникает яд высокомерия, жестокости, пренебрежения человеческой жизнью. Тогда я первый раз попыталась бежать. Я собрала детей и попыталась уплыть с острова на торговом корабле.
- И что было дальше? – волновалась Радмила.
- Конечно, меня поймали, - усмехнулась Диана. - У него везде были соглядатаи, не говоря уже о магической силе жрецов. Но, на удивление, он не рассердился на меня, а как будто еще больше привязался. А другие жены завидовали мне, подозревали, что именно моего сына царь объявит наследником, и однажды они попытались убить его. Я была вне себя от гнева, и я потребовала от царя, чтобы он казнил их всех. И он казнил всех, кого когда-то любил. Когда я поняла, что натворила, во что я превращаюсь, с кем я живу, я просто уже не хотела жить. Я взошла на башню дворца и бросилась вниз.
- Ах! – воскликнула орианка и прикрыла ладонью глаза, словно картина эта стояла перед ней.
- Но как видишь, я жива, судьба распорядилась иначе, я зацепилась платьем за каменный выступ, которыми изобиловала архитектура дворца.
- И что сделал твой муж?
- Он еще раз проявил свою любовь ко мне, наверно, последнюю человеческую искру, что оставалась в его душе. Он меня отпустил.
- А детей?
- Детей оставил себе. И мне страшно представить, во что они превратятся с ним. А меня высадили на берег материка, дали денег, дали охранную грамоту, предписывавшую помогать мне всем властям провинции. Но я не осталась в провинции, я не хотела видеть людей, я пошла дальше на восток.
- Через земли архантропов?
- Я их не боялась. Кроме отличного лука, у меня есть и магические навыки. Я все-таки царица. По-моему, после моего прохода у архантропов появилось новое верование в лесную деву, к которой подходить опасно! – засмеялась Диана. - А я шла, шла. Я шла 70 лет, пока не встретила вас с Ландауном.
- Почему ты не пошла в Ориану?
- Потому же, почему не могу войти в вашу семью. Я не могла внести в чистый гармоничный мир тот ужас, что находится в моей душе.
- Но за 70 лет ты могла уже все забыть, начать новую жизнь.
- Ты ведь знаешь о том, что мужчина оставляет свой отпечаток в женщине навсегда. Он отпечатывается в ее теле, в ее генах, в ее душе. И рождает женщина детей в соответствии с тем образом мужчины, тем образом человека, который наполняет ее душу. Ты представляешь, чей образ у меня в душе? В моем теле? Человека, который разрушил меня, мою любовь, который разрушил всю планету! Я не хочу этот образ воплощать на Земле! И нигде во Вселенной не хочу!
- Но ведь есть обряд очищения! – вспомнила Радмила. - Образ можно заменить другим образом! У нас в расселении случалось, что дикие люди или изгои девушек захватывали и совершали насилие над ними, и жрецы придумали обряд, который позволял таким девушкам начать жизнь заново, очиститься.
- Я не знаю о таком обряде! В Атлантиде он не был известен. А ты знаешь этот обряд?
- Ландаун знает! Его очень долго учили!
Диана промолчала. Она не сказала Радмиле самого страшного. Недавно ее прежний повелитель пришел к ней во сне и сказал: «Ты вернешься ко мне!» Он был жив, он был в ярости от поражения в войне, и он искал ее.
Ландаун возник перед женщинами тихо, как тень. Он прижал палец к губам, показывая, что нужно молчать. Кивком позвал за собой, схватив оба кувшина с водой, и быстрыми неслышными шагами устремился к пещере. Женщины и мальчик спешили за ним. Ландаун быстро ликвидировал возле пещеры все следы пребывания людей, прикрыл вход ветками и только тогда едва слышно сказал:
- Люди! У водопада! Много! С оружием! Сидите тихо! Я схожу прослежу! Надо понять, кто такие!
Теплица
Результаты первого проверочного (пока скрытого) тестирования на обладание человечным типом строя психики, ошеломили Владимира Путина. Он, конечно, знал, что вверх стремятся обычно карьеристы и приспособленцы, но одно дело знать вообще, а другое – получить конкретные цифры. Оказалось, что в правительстве людей с человечным типом строя психики (то есть сначала думающих о Родине, а потом о себе) нашлось всего 3%. В некоторых министерствах, в частности в министерстве финансов, не нашлось даже проблесков человечности ни у одного сотрудника, ни у одного родственника сотрудника, ни у одного знакомого родственника сотрудника. И только одна-единственная собака знакомого родственника сотрудника проявляла истинно человеческие качества верности и готовности помочь ближнему.
Новости так потрясли, что захотелось с кем-нибудь поделиться. Премьер по скайпу вызвал Гюльчетай, но она возилась в теплице с рассадой помидоров. Кот Барсик помогал ей рыхлить почву, и дело спорилось. Рассада оказалась чувствительней и взволнованно качалась, пытаясь привлечь внимание. Дошло и до Барсика, он всеми силами пытался показать – «возьми трубку», но Гюльчетай казалось, что он умывается.
Наконец, самый отчаянный саженец сумел вырваться из рук и упасть, чтобы женщина прислушалась ко Вселенной. Гюльчетай опомнилась, поднесла саженец к губам, хотя это было совершенно излишне, и громко сказала:
- Слушаю, Владимир Владимирович!
«Слушаю, Владимир Владимирович!» - раздалось гулко в сознании Путина. От неожиданности он даже оглянулся, но никого не было.
«Алло!» - добавил голос и премьер узнал Гюльчетай.
- Здорово! – обрадовался Путин. – У нас есть выделенный канал, недоступный для прослушки! А изображение можно включить?
«Я-то вас вижу! Мне помидоры помогают!»
«Да? А у меня кактус есть? Он справится?»
«Справится, у него же столько антенн-колючек. Только я в теплице, непричесанная, руки грязные!»
«Ну, Гюльчетай! Так хочется увидеть человеческое лицо, а не демонические рожи, маски биороботов и морды животных!»
«Ну, хорошо!» – и Гюльчетай появилась перед Путиным, поправляя косынку и убирая под нее растрепавшиеся локоны.
«Замечательно! А вот что я хотел сказать. Меня потрясло то, что по результатам исследований среди народа так же мало людей с человечным типом строя психики, как и среди правительства – всего 2,8%».
«Старая мудрость – каждый народ достоин свого правительства!»
«Но распределение остальных типов строя психики различается. В народе 76% - представители животного строя психики, то есть они живут ради еды и других удовольствий. А 13% - биороботы. В правительстве 22% демонических личностей и 63% биороботов».
«Самое интересное – в какой категории населения больше всего людей с человечным типом строя психики? На кого делать главную ставку в преобразовании общества? – спросила Гюльчетай. – Мужчины или женщины, предприниматели или наемные работники, славяне и тюрки, молодежь и пенсионеры. Где больше людей?
«Ну, в выборке жриц у нас 100% человечности! – пошутил Путин. - И среди президентов страны тоже 100%. Да-да, Дмитрий Анатольевич тоже проявил себя человеком. А если серьезно, то среди пенсионеров -10% людей с человечным строем психики. А среди воспитателей детских дошкольных учреждений – 15%. Прямо хоть сразу министрами ставь».
«Интересно. А с другой стороны – вполне ожидаемо. Ведь воспитатель по должности и по призванию принимает на себя заботу о младших, причем эта забота включает в себя и содействие их развитию. Это и есть человечность. А какие показатели среди предпринимателей?»
«Тоже больше, чем в среднем по населению – 7%, но среди них и представителей темной иерархии больше – из 30% демонического типа строя психики почти половина с той стороны».
«Да, с ними надо быть осторожнее! – задумалась Гюльчетай. - А среди представителей внесистемной оппозиции?»
«Тут вообще интересно, - зашелестел бумагами Путин. - Их предводители сплошь (кроме Немцова) имеют демонический строй типа психики, их интересуют не деньги, а власть. У Немцова – не поверите – животный тип строя психики. Жратва и бабки – это все, что ему надо. Ему даже колхозную бригаду доверять нельзя, не то, что страну. А вот простые люди, которые выходили на площадь – среди них очень высока доля человечности, почти как у пенсионеров – 9%, и очень высока доля биороботов – 42%».
«Что написано Солженицинским пером, то не вышибешь топором, - констатировала Гюльчетай. – Это как импринтинг у цыплят: что первое в жизни увидели – то и мама. Они услышали когда-то «Эхо Москвы» - и теперь оно им совесть заменяет. А для сравнения – те, кто выходил в поддержку правительства?»
«О проправительственных митингах. Среди лидеров – 15% достигли человечности, как и среди воспитателей детских садов. Среди всех участников этот показатель такой же, как и у оппозиции – 9%».
«А сколько среди них биороботов?» - уточнила Гюльчетай.
«Меньше, чем в среде оппозиции – около 30%. Больше людей переходного типа – еще демоны, но с проблесками человечности – таких почти 20%».
«Мужчины или женщины более человечны?» - спросила жрица, принимаясь за новый ящик с рассадой.
«А ты за кого болеешь?» - улыбнулся Владимир Владимирович, нагнетая интригу.
«Болею я за мужчин, тем более, что я теперь безмужняя, и мне очень надо, чтобы мужчины были человечнее, – вздохнула Гюльчетай. – Но думаю, что женщины все же больше наберут процентов, материнский инстинкт поможет».
«Мужа мы тебе найдем, – пообещал Путин таким тоном, словно у него на складах хранился стратегический запас мужей. – А по цифрам ты и права, и не права. Среди женщин почти втрое выше процент демонического типа строя психики с проблесками человеческого. То есть женщины массово стремятся к человечности. Но собственно человеческого типа строя психики вдвое чаще достигают мужчины. О чем это говорит?»
«О деградации нашей культуры и системы образования. Человеческий тип строя психики – это для нашего общества пока что новинка и диковинка, поэтому он и достигается чаще мужчинами, более склонными к дерзанию и эксперименту, чем женщины. А вообще человечность должна быть основой общества».
«Да, ты спрашивала о русских и татарах…»
«О славянах и тюрках», - поправила Гюльчетай.
«Так вот, у евреев самые высокие показатели зомбированности – до 60%. То есть в массе они выше других народов, у которых преобладающим типом психики остается животный, но евреи очень редко переходят к типу строя психики демон/особенный, и почти никогда – к человечности».
«Так на них действует их культура, основанная на ортодоксальном иудаизме. Какая может быть человечность и забота о ближнем, если ты принадлежишь к расе господ? Догадываюсь, что у моих соплеменников-тюрок коэффициент зобированности также высок благодаря традиционному исламу, при котором верующие поклоняются не столько Богу, сколько молитвенному коврику».
«Ты права. Среди мусульманских народов количество носителей типа строя психики биоробот составляет 40%, что выше, чем у славян. У славян после многократной смены правящей идеологии – язычество, старообрядчество, никоновское христианство, коммунизм, либерализм - появился своего рода иммунитет к зомбированию. Они не задерживаются в этом типе строя психики, а либо скатываются в животность, либо проскакивают в демонизм, а некоторые и в человечность».
«Поэтому в России гражданская война получается такой зверской, но дает такой импульс творчеству масс», - заметила Гюльчетай.
«Такие вот данные на сегодня, - завершил экскурс в науку премьер и спросил. – И что, основываясь на них, мы можем предпринять?»
«Для начала надо поднять все общество до уровня воспитателей детских садов – до 15% человечного типа строя психики».
«А что делать с правительством, аппаратом президента, думой, губернаторами? Это же рассадник демонизма».
«Думаю, нужно вводить институт комиссаров», - сказала Гюльчетай.
«Почему?»
«Нынешние управленцы незаменимы, в том смысле, что только они обладают хоть и убогими и отрывочными, но все же знаниями об управлении. Сделать их людьми не получится - во всяком случае, в исторически короткое время. Поэтому нужно, как в свое время большевикам, привлекать их к управлению, но рядом с каждым поставить комиссара, который, пусть и не специалист, и не разбирается в деталях, но сердцем за народ болеет, от народа не отрывается, осуществляет обратную связь. Любое важное решение принимается вдвоем – управленцем и комиссаром».
«Тандемный принцип. Интересно, - сказал Путин. - А кто будет назначать комиссаров? Народ? Как в древнем Риме народных трибунов?»
«Народ пока не может, мало в нем людей».
«Тогда кто? Оппозиция, женщины, воспитатели детских садов?»
«С воспитателями отличная идея! – улыбнулась Гюльчетай. – Но думаю, лучше будет, если комиссаров будет назначать создаваемое нами Сообщество людей с человечным типом строя психики из числа своих участников».
«А как мы назовем это наше Сообщество? Может, Орден человечности? Или Ассоциация людей? Комитет общего блага?»
«Хорошие названия, - согласилась Гюльчетай, но предложила свое. - Сейчас же создаются СРО – саморегулируемые организации. СРО строителей, СРО арбитражных управляющих. Думаю, вполне можно создать СРО людей с человечным типом строя психики или СРО «Честь имею!». СРО – организация, отвечающая за соответствие своих членов некоему кодексу поведения - вполне подходящая структура. И изобретать ничего нового не надо».
Бригада
Арнольд Ландаун заступил в наряд дежурным по роте. После отбоя, когда стихла суета, он присел писать письмо домой, но вспомнил о медвежьем когте и достал его из кармана. Когда он взял коготь в руки, с ним случилось что-то вроде дежа вю, как будто он когда-то уже видел и проживал это. Его потянуло куда-то, перед глазами замелькали картины девственных лесов и гор, чьи-то лица, вот уже послышались голоса, появились запахи. Арнольд встряхнулся и уронил коготь на стол. Видение пропало. Удивленно рассматривал он часть медвежьего тела, наделенную странной способностью воздействовать на разум. А, может, и не в когте вовсе дела, а в нем самом? Он снова взял коготь, закрыл глаза и отдался потоку.
Он увидел себя маленьким, быстро-быстро перебирающим ножками по каменистой горной тропе, держась за мамину юбку. Впереди стремительными бесшумными шагами шли тетя Диана и отец с двумя кувшинами воды. Он был такой же и не такой как всегда. Без очков, с длинными светлыми волосами и гораздо выше, или это только казалось, потому что сам мальчик был маленьким.
Они вошли в пещеру, отец завалил ее ветками и сказал тихо:
- У водопада люди! Много и с оружием! Всем сидеть тихо, особенно тебе, Ярослав! Ты понял? Я схожу прослежу! Надо понять, кто такие!
- Я пойду с тобой! – поднялась Диана, уже державшая в руках свой лук.
- Ладно! – сказал отец и взял жезл, изготовленный Сварогом.
Ярослав знал силу этого жезла (когда-то отец за две минуты вырезал им в горе эту пещеру) и понял, что происходит, действительно, что-то серьезное. Отец и Диана ушли. Их не было долго. И Ярослав потянулся к матери, прильнул ухом к ее животу:
- Я поговорю с сестричкой?
- Поговори!
- А как ее зовут?
- Спроси сам!
- Она говорит, что ее зовут Андра. Разве есть такое имя?
- Теперь будет.
- А что оно означает?
- Человек первоистоков. Точнее - женщина первоистоков.
Вошла Диана и повесила на стену лук:
- Все в порядке. Это наши. Род Сокола из поселенцев Орианы.
- Они останутся здесь?
- Они здесь перезимуют и пойдут дальше на юг.
- Как хорошо, что мы не одни на свете! – воскликнула Радмила.
Следующие дни были самыми необычными в жизни Ярослава. Он увидел детей! До этого в его жизни были только взрослые, хотя мама и рассказывала, что у него будет маленькая сестричка, но он представлял ее маленькой взрослой. Такой, как мама или тетя Диана. Дети оказались совсем не такими.
- Будешь играть с нами в прятки? – спросила его девочка чуть выше его ростом, которая была заводилой среди оравы мелюзги.
- Буду! – сказал Ярослав, не в силах оторвать глаз от девочки. – Я умею прятаться лучше мамы! – похвастался он впервые в жизни.
- Тебя как зовут? – спросила девочка.
- Ярослав.
- А меня Любава.
Он знал тут каждый камень и каждую щелку, и прятался замечательно. И хотя он был меньше Любавы, но удостоился ее похвалы и улыбки. И был счастлив.
Впрочем, игра длилась недолго. В долгом путешествии жизнь детей тоже была трудной, у них были свои обязанности – собирать хворост, ягоды и грибы, а тем, кто постарше – следить за животными и ловить рыбу. Это была целая огромная новая жизнь, которая захватила и понесла Ярослава.
- Дежурный по роте на выход! – прогремела команда дневального.
Командир бригады генерал-майор Петров появился в расположении роты внезапно, но дневальный не клевал носом и не пропустил появление высокого - а с уровня рядового солдата даже высоченного - начальства. Для дневального так и осталось загадкой, что делать генералу в 3 часа ночи в ротной казарме, когда подчиненных капитанов и майоров полно, не говоря уже об лейтенантах. Но додумать эту мысль солдат не успел потому, что пауза с выходом дежурного оставляла его один на один с краснеющим, как светофор, генералом и просто повергала в ужас.
- Ландаун по роте на выход! – дневальный попытался крикнуть громче, но голос сел, и в сочетании с мощным вдохом и суровым по уставу выражением лица, все действие выглядело так, как будто 152-миллиметровая гаубица вместо оглушительного грома разродилась детской хлопушкой.
- Отставить! – с досадой сказал генерал и прошел в канцелярию роты, где и обнаружил окаменевшего Ландауна. Как показало исследование, сержант не реагировал на воинские команды, отеческое журение, уговоры открыть глаза по-хорошему и на все прочие звуковые, световые и тактильные раздражители. Подоспели комбат и командир роты:
- Товарищ генерал-майор…
- Оставьте! Что тут у вас творится? И что это за коготь у него в руках? Вы что, на медведей охотитесь?
- Да какие у нас медведи? Тут же полигон, стрельбище!
- Вот и стреляют, раз стрельбище!– в сердцах сказал комбриг и добавил. – Так всегда с этими Ландаунами! Один год без приключений отслужить не могут!
- А вы разве Ландауна знаете? – удивился комбат.
- Не только я, вся страна знает. Да что страна! Рассылку Тартария.Ру получают и в Китае, и в Бразилии. А по сведениям разведки ГРУ ее читают и в стане нашего потенциального геополитического противника.
- В Америке, что ли?
- Не просто в Америке, а в Пентагоне, ЦРУ и Гарвардском университете.
- Обалдеть! – раздался молодой голос, и в дверном проеме под перекрестными взорами командного состава моментально исчезла голова дневального.
– Так что вы, майор, со своим батальоном уже гремите по всему Рунету! – закончил мысль комбриг. – Я, собственно, поэтому и зашел. И, как говорится, картина маслом.
- Да уж! – глубокомысленно сказал майор, которому явно не давали покоя лавры Кисы Воробьянинова.
- Представляю, что скажет мамаша Гюльчетай! – генерал снял фуражку и вытер платком пот со лба.
- А что она скажет? – тоже начал потеть комбат.
- Представляю, что скажет Владимир Владимирович!
Прапорщик-фельдшер подоспел в самое время, чтобы дать нюхнуть нашатыря побледневшему ротному.
55°47′26″ с. ш. 49°06′51″ в. д.
Лариса приближалась к поместью Ландаунов, и с каждым шагом ею все больше овладевала неуверенность. Несмотря на все значительное и необычное, что произошло с ними за последние недели, она все еще не могла избавиться от чувства вины перед Гюльчетай, как будто это она самолично отправила Ландауна за тридевять времен. Лариса замедляла шаг, перед самой собой делая вид, что любуется просыпающейся природой. Почерневший снег лишь кое-где лежал проталинами, а на освободившихся местах бойко, как цветная оппозиция, зеленела прошлогодняя крапива, поднимал голову пырей и даже набухал, словно американская угроза Ирану, первый подснежник. Грачи, как бомбардировщики НАТО, разглядели в Ларисе подходящую наземную цель, но жрица не стала с ними дискутировать в манере Совета безопасности ООН, а решительным жестом ввела безполетную зону, о границу которой птицы чпокались и в недоумении удалялись.
У самого дома Ландаунов женщина совсем остановилась и стала внимательно вглядываться в небо, словно его никогда не видела. Не видела этих перистых облаков, крест-накрест брошенных высотных трейлов от самолетов, этой дрожащей пронзительной синевы. А может, это всего лишь набежавшая слеза смазала контуры мироздания?
Загудел сотовый и голос Гюльчетай вернул Ларису в реальность:
- Ну, где ты ходишь? Не появляешься, не звонишь! Я же волнуюсь!
- В самом деле, волнуешься? – у Ларисы словно камень с души упал.
- А как же! Ты же мне теперь самый близкий человек! – Гюльчетай, убедившись, что все в порядке, уже могла позволить себе подковырку.
- Да что со мной может случиться!
- Так уж ничего и не случилось?
- Если правду, то случилось!
Лариса шепотом (благо связь была прекрасная) пересказала подруге странное событие, произошедшее в ходе теледебатов.
Неприметный с виду доцент заштатного вуза, выбившийся в руководители такого же невзрачного фонда – что-то типа помощи бездомным собакам и геополитики – вдруг оказал ей неожиданно стойкое сопротивление, отбирая проценты и голоса телезрителей.
- Вы должны понимать, что зло, которое вы яростно отрицаете, так или иначе необходимо, - вещал доцент. - Да, зло - это паразитизм. Да, оно не приносит никакой пользы. На первый взгляд. Но ведь оно возникает не на пустом месте. Подобное притягивается подобным. И если зло приходит в мир, то оно притягивается тягой к паразитизму, обосновавшейся в душе человека. То, что вы называете Мировым злом, всего лишь ускоряет карму личности, возвращая ей зло, содеянное ей же. Зло помогает развиваться Добру, оно делает доброго, но неторопливого человека решительным и стремительным героем. Как говорили древние: «Необходимость обостряет разум!»
- Вы все ставите с ног на голову! – возражала Лариса. – То развитие, о котором вы говорите, совершенно не есть умножение Добра. Человек не созидает, не творит, не повышает свою квалификацию творца. Он, наоборот, отвлекается от творения. Это всего лишь типичный подход зла: скрыть от человека истинный выбор между Добром и злом, и навязать выбор иллюзорный, искусственный - между злом меньшим и злом большим. Поражая воображение огромностью зла, вы навязываете человеку выбор зла как будто меньшего.
Но тонкую рефлексию Ларисы доцент слой за слоем покрывал яркими лозунгами:
- Да, это мы привнесли зло в души людей, но чтобы избавиться от него, вам не остается ничего, как позволить завершиться процессу болезни. Чтобы избавиться от личного зла должно прийти Мировое зло, чтобы люди увидели и осознали его гибельность и приобрели иммунитет к его обаянию. Которое вы, надеюсь, отрицать не станете. Все эти презираемые вами паразиты – баре, господа, аристократы – разве не они создатели самой утонченной культуры. Вспомните - рыцарство, благородство и верность, культ прекрасной дамы!
- Что может быть прекрасного в паразитизме?– упиралась Лариса, понимая, что по очкам проигрывает. – Самый яркий образ паразитизма – это глист!
- Это вы так говорите, потому что сами не принадлежите к этой культуре. А вам стоило бы в нее войти, увидеть изнутри. Тогда бы вы могли с большей ясностью донести до своей паствы все ее гнилостное содержание.
Лариса чувствовала, что дискуссия развивается как-то не так. И внезапно поняла, что ее открыто вербуют, да еще в прямом эфире.
- Если вы понимаете периодичность хода исторических процессов, - наседал доцент, - то чтобы наступила эра Добра должна дойти до вершины, до асбурда эпоха зла. Единственный способ ускорить приход Добра – присоединиться ко злу. Люди должны устать от зла. Чтобы их тошнило от самой мысли нажиться на ком-то, чувствовать себя выше других.
«Ну, ты же все поняла, - теперь голос доцента раздавался еще и внутри. – Да, это предложение. Мы тебе предлагаем власть, высочайшую власть. Мы тебя поставим над всеми, даже над нами самими. Зачем тебе эта выскочка Гюльчетай? Зачем эти простые как две копейки Ландауны? Пусть себе копаются в грязи, выращивают для тебя помидоры. У тебя другая судьба, великая судьба. Ты изменишь мир, приведешь его к свету. К гармонии света и тьмы, временного и вечного, материального и духовного, мужского и женского…»
«Возглавить вместо того, чтобы противостоять? Это гениально!» - ответила мысленно Лариса.
«Да, конечно!» - подтвердило зло.
- Гениально хитрый ход, чтобы сбить с пути! – вслух закончила женщина. – Смешать все в одну кучу, чтобы никто не разобрал. Но Добру нечего скрывать, ему нужна ясность. Зло пытается прикрываться, надевает маски, хочет казаться Добром. Вот каков на сегодня исторический процесс: зло пытается обмануть людей, надевая маску Добра. Нет никакого периодического процесса смены Добра и зла. Просто обман раскроется, придет свет, и не останется для вас места на нашей планете!
- Семечко посеяно! – хитро улыбнулся доцент. – Подождем всходов!
Продолжая рассказ, Лариса автоматически открыла дверь и шагнула внутрь. Гюльчетай стояла в коридоре, напряженно вслушиваясь в шепот телефона.
- Заходи! Я сейчас договорю! – кивнула она вошедшей и сказала в трубку. – И что, по-твоему, все это значит?
- Нас признали жрицами теперь и наши противники, - Лариса, снимая сапоги, прижала телефон к уху плечом. – И применили извечную тактику зла, описанную еще в «Новогодних приключениях Маши и Вити»: «Чтобы их сожрать, их надо разделить!»
- Чай будешь? Или что посущественней? – спросила Гюльчетай.
- Посущественней! – повернулась к ней Лариса, и обе опять прильнули к мобильникам.
– Плохо то, что они знают нас, знают, где мы живем, знают, чем занимаемся, а мы про них ничего не знаем, - сказала Гюльчетай.
- Да уж! А как узнать о них побольше? То ли согласиться их возглавить?
- Это было бы можно, если бы над нами был еще один уровень жречества, который бы не дал нам утонуть в объятиях зла, всегда мог остановить на краю.
- Может, ты будешь этим высшим уровнем? – спросила Лариса. – А я – твоим тайным агентом?
- Опасно это все.
- Я тебе не все еще рассказала! – прошептала Лариса. – Когда мы договорили с доцентом, в меня вошел голос.
- Как это вошел? – удивилась Гюльчетай.
- Просто вломился. Это было жутко и противно. Меня охватил такой страх. И мне показалось, что я уже боялась этим страхом. Когда-то давно.
- И что сказал голос?
- Голос сказал: «Ты вернешься ко мне!» - прошептала Лариса и голос ее дрогнул.
- Это ужасно!
- А, может, вы телефоны положите, если все равно в одной кухне стоите? – спросила появившаяся Матрена.
Женщины с удивлением уставились друг на друга.
- Устами младенца глаголет истина! – сказала, наконец, Гюльчетай.
А Лариса кивнула на девочку:
- Может, она будет высшим уровнем?
Камень
Ландаун сидел на камне недалеко от водопада и смотрел, как струи воды ударяются о поверхность горного озерца, выбивая из нее мельчайшие капельки. Капельки собирались в прозрачное облако, которое только ждало луча солнца, чтобы заиграть великолепной радугой. Ярослав подошел к отцу и стоял в отдалении, чтобы не мешать его мыслям. Ярослав очень изменился за прошедшую зиму, он научился и радости, и ответственности жизни в общине. Любил сидеть у костра, когда старики рассказывали детям сказки. Любил слушать песни женщин и рассказы мужчин о трудностях и испытаниях, о схватках с архантропами. А вместе с детьми выполнять посильную работу по хозяйству – такую веселую, когда все вместе – или готовиться к праздникам.
- Подходи, сынок! – не оборачиваясь, сказал Ландаун. – Давай вместе посмотрим на радугу.
- Я люблю смотреть на радугу, - сказал малыш. – А еще я люблю играть с детьми, с Любавой.
- Она хорошая девочка, сердце у нее доброе.
- Они собираются уезжать. Мы поедем с ними?
- Нет, сынок. Наша задача – оставаться здесь. Еще многие и многие роды пройдут этой дорогой, и нам нужно встретить их и направить на хорошие земли.
- Значит, я никогда не увижу Любаву? – огорчился мальчик.
- Ну что ты! – улыбнулся отец и исчез. Только ветерок воздуха, заполнившего пустоту, где только что было объемное тело, пробежал по щеке мальчика.
- Батя, ты где? – в растерянности завертелся он и обнаружил Ландауна сидящим на том же камне, только у него за спиной.
- Обычно при исчезновении раздается громкий хлопок, но чтобы тебя не пугать, я выполнил этот трюк в замедленном исполнении, - сказал Ландаун и спросил. - Ты все понял?
- Я понял! – обрадовался Ярослав. - Расстояние преодолимо. Ты меня научишь перемещаться мгновенно и без хлопка?
- Всему свое время, - пообещал отец.
- А знаешь, что я еще понял?
- Что?
- Что к нам будут приезжать многие-многие люди, чтобы учиться твоей науке. Нам здесь не будет одиноко.
- Это точно! – процитировал Ландаун «Белое солнце пустыни» и, поймав шаловливое настроение, вдруг схватил сына за подмышки и завертел, перехватывая из одной руки в другую, пропуская под ногами и подбрасывая над головой. Они всегда любили эту акробатику, от которой у матери замирало сердце, а горы и долы наполнялись хохотом и визгом. Последний переворот закончился тем, что Ландаун поймал мальчика между щекой и плечом, прижавшись ухом к его груди. И вдруг сквозь стук колотящегося маленького сердца услышал голос, но не детский, а взволнованный юношеский басок:
«Здравствуй, батя!»
- Ты кто? Ты где? - сказал батя в коленку сына, как в телефонную трубку.
«Не где, а когда…» - процитировал голос культовый фильм «Матрица» и это стало паролем для узнавания.
- Арнольд?
«Да, это я. Рад тебя слышать!»
- Кто это? – испуганно спросил Ярослав, вглядываясь внутрь себя
- Не вертись! – сказал ему отец. – Это ты!
«Я – это ты! – подтвердил Арнольд, - только будущий. Как у вас делишки?»
- Все нормально, - доложил Ландаун. – Пережили ядерный апокалипсис, отбились от архантропов, женился, ты вот родился».
«Рад за себя! - грустно сказал Арнольд. – А как же мама?»
- А я на ней и женился, только прошлой.
«Если бы она себя прошлую встретила, то, наверно, глаза бы выцарапала, - заметил Арнольд. – А к нам-то когда вернешься?»
- Всему свое время! – сказал Ландаун.
- Ты это уже говорил! – хором сказал сын из настоящего и из будущего.
- Как служба? – поинтересовался отец.
«Сто дней до дембеля. Пошел обратный отсчет».
- Кормят хорошо?
«Похудел на 12 килограмм»
- В наше время солдаты поправлялись, - огорчился Ландаун. – А, вообще, какие новости?
«Стреляют! Офицеры говорят, что за последний месяц на нашем полигоне расстреляли снарядов больше, чем обычно за год!»
- Что-то назревает! - обеспокоился Ландаун.
«Этим пиндосам спокойно не сидится! То Ирану угрожают, то Сирии. Ну, и нам надо быть готовым. Думаю, остаться на сверхсрочную».
- Знаю, что ты патриот, но у тебя есть еще более серьезная задача! Ты еще не знаешь, но статус твоей мамы и тети Ларисы существенно изменился…
«А кто такая тетя Лариса?»
- Еще узнаешь. И тебе предстоит охранять их от многих опасностей. От разных опасностей. Для этого тебе придется вспомнить, все, чему я научу Ярослава!
- Батя, ты меня щекотишь своими усами! – заерзал Ярослав, создавая помехи.
- Не вертись! Еще минутку!
Ярослав собрал всю силу воли и замер, стараясь не рассмеяться, но помехи остались – видимо у них был сторонний источник. Источник странный и могущественный. Голос Арнольда доносился как будто издалека и становился все глуше и глуше.
«Я понял! Но откуда ты знаешь про опасность?»
- У тебя есть связь со своим прошлым «я», у меня есть связь с моим будущим.
«Будущее «я»? Значит, мы еще увидимся?»
- Обязательно.
Ярослав не выдержал и рассмеялся, связь прервалась.
В тот же самый миг сержант Арнольд Ландаун вышел из недельной медитации и, подняв кверху медвежий коготь, сказал наклонившемуся над ним комбригу:
- Мне нужно домой!
- Хорошо, что ты сам пришел к этому решению! – обрадовался генерал. – А то мы уже контейнером тебя отправлять собирались!
Кухня
Семья села завтракать. Люди похрустывали квашеной капустой, кот Барсик в углу лакал молоко, мышонок Пупсик, устроившись на коленях Матрены, грыз хлебную корку.
- Балуешь ты его! – поморщилась Гюльчетай. – Мог бы и с Барсиком на полу поесть.
- А Пупсик мне, между прочим, про папчика рассказывает! – заявила Матрена.
- И что он тебе рассказывает? – переглянулись женщины.
- Он рассказал, почему папчик не смог вернуться назад в будущее.
- И почему?
- Потому, что прошлое одно, а будущих много. Ведь все зависит от человека, как он захочет, так и будет. А людей миллиарды. Вот папчик и не знал, в какое будущее вернуться.
- Ну да! – сказала Лариса. – Он мог выбрать то будущее, в котором ты его жена, а мог выбрать то, в котором я его встретила еще в университете. А мог выбрать будущее, в котором у него две жены.
- Точно! – воскликнула Гюльчетай. – Вот этот вариант он и выбрал! А мы здесь с тобой остались, как дуры!
- Нет, Пупсик говорит, что папчик не так сделал!
- А как?
- Не знаю! Пупсик наелся и уснул!
Матрена ушла укладывать мышонка, а Лариса спросила Гюльчетай:
- Ты на меня сердишься?
- За что?
- Что из-за моей глупой любви пропал Ландаун.
- Если бы из-за глупой любви могли пропадать мужчины, они были бы в мире на вес золота, - грустно усмехнулась Гюльчетай. – Или платины. Конечно, для его исчезновения были куда более веские причины. В, конце концов, и мы бы с тобой нормально ужились своим маленьким гаремом.
- Когда прошли бы синяки от сковородок! – улыбнулась Лариса.
- Забудь! Это остатки демонического строя психики!
- И все-таки моя любовь, его исчезновение - это не совпадение, это все как-то взаимосвязано.
- Конечно, - согласилась Гюльчетай. – Вон сколько последствий не только для нас, а для всего мира. Не удивлюсь, если это было спланировано нами самими тысячи лет назад.
- Я тоже чувствую, что мы встречались в прошлом и не раз! – Лариса пристально посмотрела на Гюльчетай. – У меня к тебе какое-то чувство близости и родства. Если бы я была мужчиной, я бы сама на тебе женилась. – И она взяла подругу за руку.
- Можем поставить себе задачу такого волшебства! – рассмеялась Гюльчетай. – В будущем. А пока придется нам искать нового мужа. Вот ты и ищи за нас обоих. Я тут, видишь, к хозяйству привязана, не до гулянок мне.
- Неужели в поселении нет холостых и симпатичных мужчин? – поддержала игру Лариса.
- Ка-ак же! Е-есть! – уже вовсю дурачилась Гюльчетай – Миха-алыч!
И подруги от смеха просто сползли под стол.
Тук-тук – раздался стук в стекло.
- Ваша мама пришла, молочка принесла! – раздался густой бас, от которого задребезжали стекла.
- Легок на помине! – утерла выступившие от смеха слезы Гюльчетай и высунулась в окно. – Привет, Михалыч! Оставь молоко на крылечке!
- Как скажешь! У меня к тебе разговор есть!
- Извини, ты не вовремя!
- Как всегда! – проворчал Михалыч, но уходить не собирался. - Я гляжу, ты замуж собралась. Без меня не выходи!
- А я сама, значит, не разберусь?! – вспылила Гюльчетай и захлопнула форточку. Ей сразу стало стыдно, что погорячилась, но и Михалыч мог бы не лезть в интимные дела.
Процессор
- Вон, женихи уж под окнами стоят! – Гюльчетай так сверкнула глазами, что Лариса заулыбалась – она была прекрасна в боевом пылу.
И вдруг Гюльчетай как-то странно посмотрела на потолок:
- Ты это видишь?
- Что? – не поняла Лариса.
- Его видишь?
- Кого?
- Этого бородатого, который сидит за компьютером, смотрит на нас в монитор, долбит по клавишам и сочиняет для нас реплики. Всякие идиотские ситуации нам организует, ставит в неудобное положение?
- Который нас в 5 утра будит, чтобы отправить на теледебаты? – подхватила Лариса. - Я сперва думала, что это внутренний голос! А он! Я зимой из-за него сапогов от Армани лишилась!
- Он же наши пикировки считает смешными и использует для получения комического эффекта, - подзуживала Гюльчетай.
- Ах, он поганец! А я-то все думаю, кто мне такую дурацкую жизнь сочинил! – возмущалась Лариса. - А это все бородач! Я ему сейчас такое устрою!
- Да что ты ему сделаешь? Он же по ту сторону экрана!
- Да я… я… я ему букву «ю» заклинюююююююююю!
- Здорово получилось! – обрадовалась Гюльчетай. - А давай еще и «д» на «ф» поменяем?
- Фавай! А еще «г» на «к»!
- Ака!
«Эй, э-ей! Февушги, нельзя же таг! Нас же люфи читаююююююююююют! Не бижабражничайтЕ. Этта жи даша габота! Весезлить лююююююфЕй! СтоБ! Плинд! Фа пы(лушиЙте ше мкня! юа;Шǽї ±ХЎШӘҹ?? ۻۼۺ۴۴۴ ‰… ↔€╝▄░♀♥ שׂףּﭓﯔﺿ
Все !! Сдаюсь!! Чего вы хотите?»
- А чего мы хотим? – спросила Лариса.
- Хотим, чтобы ты оставил нас в покое! – заявила Гюльчетай. – И, вообще, забыл про нас! И не писал нам, чего говорить и что делать.
- И сапоги наши в печке не сжигал!
- Нет, погоди! – спохватилась Гюльчетай. - Если он про нас забудет, и писать перестанет – с нами же ничего происходить не будет! Так вот откроешь рот, чтобы сказать «А» и будешь стоять тысячу лет.
- Правда, что ли? – удивилась Лариса. - Тогда погоди! Эй ты, генератор идей! Мы хотим, чтобы ты про нас помнил и писал! Слышал, да!
- Но со счастливым концом! И не так по-дурацки!
- Ну, почему? По-дурацки же тоже забавно иногда.
- Ну, да!
«Милые мои богини! Как же мне нравится то, что концом фразы вы противоречите ее началу! И при этом искренне считаете, что так и надо. Наверно, за это я вас и люблю!»
- Правда, любишь?
«Правда! Я для вас все сделаю! Что вы хотите на самом деле?»
- Деньгами возьмем? – спросила Гюльчетай.
- Нет! – отвергла предложение Лариса.
- Правильно! Верни нам Ландауна!
Тук-тук! – опять раздалось по стеклу.
- Михалыч! Уйди! – рыкнули женщины, как разъяренные львицы.
«Почему вы не попросили звезду с неба достать? Я бы смог! Над законами гравитации я в этом мире властен. Но как я могу пойти против законов повествования? У каждого художественного произведения есть внутренняя логика, последовательность, которую нельзя ломать и оставлять, как вздумается. Есть характеры героев, которые следуют своему закону развития. Это ваши характеры!»
- При чем тут наши характеры! – возмутилась Лариса. – Верни Ландауна! Сейчас же!
- Ты же обещал! - всхлипнула Гюльчетай.
«Вы же сами ему только что дали от ворот поворот!»
- Когда? – переглянулись женщины.
- Ну, хватит! – оборвал пререкания ввалившийся на кухню без приглашения Михалыч. - Спрашивали Ландауна? Я – Ландаун.
- Ур-ра! Папчик вернулся! – неизвестно откуда появилась уложившая спать Пупсика Матрена.
Земля
Михалыч-Ландаун поставил на пол восторженную Матрену и сказал остолбеневшим женщинам:
- Я, конечно, не так планировал появиться, и не так представлял все это, но вы спутали мои карты.
Гюльчетай заявила:
- Этого не может быть! Не шути, Михалыч! Ты же Ландауна на голову выше!
- У меня было время подрасти! – улыбнулся старик.
- Но рост же заложен генетически! – недоумевала Лариса. – Еще Иисус говорил: «Кто из вас, заботясь, может себе добавить росту хоть на локоть…»
- Да, он мне тоже это говорил. Но я научился изменять генетику.
- Ты и Иисуса видел? – удивилась Матрена. – Сколько же тебе лет?
- 26 тысяч с копейками.
- И ты хочешь, чтобы мы в это поверили? – спросила Гюльчетай.
- Хочу, - сказал странный старик. – Потому, что все это время я жил ради встречи с вами. Больше того, Сварог и Крышень меня затащили в прошлое именно потому, что я один мог дожить до настоящего и принести современным людям знания Гипербореи. Потому, что душа моя рвалась сюда, потому, что меня здесь ждали.
- Ждали-ждали, папчик! – подтвердила Матрена, продолжая висеть на его руке.
- И потом я же не достроил снежный дом «иглу», - улыбнулся Михалыч и добавил. - Никто бы другой не смог прожить так долго, даже боги.
- Почему? – полюбопытствовала Лариса.
- В эпоху зла душе очень трудно в материальном мире, она устает жить, - вздохнул путешественник во времени.
- Почему же ты не устал? – спросила Гюльчетай.
- Устал. Очень устал. Но мне помогали вы.
- Как? Отсюда? – продолжала сомневаться Гюльчетай.
- Оттуда! – Михалыч кивнул куда-то назад, в глубь времен. – Когда я уставал и не хотел жить, то приходил кто-то из вас, а иногда вы обе и возвращали меня к жизни. Я пятнадцать раз был женат на тебе, - он кивнул Гюльчетай, - и десять раз на Ларисе. Причем пять раз на обоих сразу.
- А на тебе он чаще женился! – позавидовала Лариса.
- Зато ты три раза была мужем Гюльчетай и один раз ее конем, - улыбнулся Михалыч.
- А конем-то зачем? – обалдела Лариса.
- Ну, ты всегда была несколько экстравагантна. И все стремилась отработать какую-то вину.
- А когда я была мужем Гюльчетай, где был ты? – продолжала наседать Лариса. – Наверно, пытался отбить?
- Я был ее отцом! – ответил Михалыч.
- Значит, мы с мамочкой еще и сестры! – заключила Матрена.
- Ага! – вошла в роль следователя Лариса. – Если я была мужем Гюльчетай, а Гюльчетай была твоей дочерью, то кто же был ее матерью?
- Наверное, я, - заявила Матрена.
- Они меня с ума сведут! – схватилась за голову Гюльчетай.
- Ну, ты уж должна была привыкнуть, - философски заметила Лариса. – Не первый раз замужем… за Ландауном.
- Но такого фокуса еще не было!
- Однако все к нему шло!
- Я 26 тысяч лет думал, как мне доказать свою идентичность с Ландауном, когда я с вами снова увижусь, - сказал Михалыч.
- И что придумал? – спросили женщины.
- Ничего, - признался философ.
- Времени не хватило! – подытожила Лариса.
- Паспорт давно сгнил. Да и фотография уже не сходится.
- Наука по зубам определяет, кто есть кто, – подсказала Гюльчетай.
- У меня уже 520 раз сменились зубы, - развел руками Михалыч.
- М-да. Ну, может шрамы остались? У Ландауна был шрам от аппендицита.
- Шрамов полно. Я участвовал в 625 войнах. Но как раз этот давно рассосался, когда я регенерировал аппендикс. Аппендикс же отвечает за усвоение психической энергии из Тонкого мира. Как без него?
- Да, задача! – задумалась Гюльчетай. – А может бороду сбрить? Мы Ландауна в лицо знаем.
- Бороду сбривать не надо! – отверг вариант Михалыч. – Пока никто не должен знать, что Ландаун вернулся. Даже Владимир Владимирович. Жрец с 26-тысячелетним стажем – слишком мощное оружие, чтобы о нем на всех углах трубить. Пусть наши противники думают, что вы одни, тогда они не будут спешить применять самые жуткие свои методы.
- Ты будешь нашим верховным жрецом! – поняла Лариса.
- Решитесь ли вы снова стать моими женами – это ваша воля. Но вы уже мои ученицы и мои подопечные, - согласился Ландаун.
- А чего не решиться? – сказала вдруг Лариса. – Мы с Гюльчетай уже обсуждали такой вариант.
- Знаю.
- Откуда?
- Мне ведь нужно было вас охранять.
- Ты наставил тут жучков? – возмутилась Гюльчетай. – А я-то думаю, как тебе удается приходить всегда так не вовремя?
- Не жучков, а охрану.
Ландаун позвал взглядом Барсика, тот прыгнул к нему на колени, а потом полез на стол.
- Куда? А ну, брысь! – схватила тряпку Гюльчетай.
- Не гони его, это я ему дал мысленную команду.
Барсик выгнул спину, раздулся в боевой ярости, а когда раздуваться дальше уже не позволяли физические размеры, раз-двоился и раз-троился.
- Смирно, Барсик! – сказал Ландаун и раздал всем присутствующим по коту.
- Здорово! - обрадовалась Матрена. – Я буду спать, обложенная котами!
- Где это он так научился? – удивилась Лариса.
- Не он, а я, - поправил Ландаун. – Сейчас поясню. Вы помогали мне жить все эти тысячи лет, но сами жили максимум тысячу.
- Мы отдавали энергию жизни тебе? – уточнила Лариса. – Как Белые тигрицы?
- Иногда и это было необходимо, - подтвердил Ландаун. - Но я о другом. Человек должен приобретать опыт, разный опыт. Поэтому он воплощается много раз, в разных странах.
- И ты искал нас в разных странах?
- Искал и находил. Но я не об этом. Иногда человеческие души воплощаются и на других планетах в очень необычных существах. И потом возвращаются на Землю с новыми впечатлениями, идеями, с жаждой жизни.
- А у тебя этой возможности не было, - сказала Гюльчетай.
- Да, у меня ее не было, - согласился Ландаун. – И я до чертиков порой надоедал сам себе. Пока не нашел выход.
- Какой?
- Я стал воплощаться в другие существа, в том числе на других планетах, не покидая этого тела.
- Значит, Барсик – это ты? – обрадовалась Матрена.
- Да, - кивнул Ландаун.
- И Пупсик – это ты?
- Да.
- Я же говорила, что он умный, как папчик! А цепной пес Диоген – это ты? – продолжала перечислять Матрена.
- Нет. Нет-нет, - замотал головой Ландаун. – Только Пупсик и Барсик!
- Значит, ты тут бегал, под ногами мешался, смотрел, как я без халата хожу, как мы любовью с мужем занимаемся? – возмущалась Гюльчетай.
- Но это я же как раз и занимался… кхм … любовью.
- А в людей ты вселяться не пробовал? – спросила Лариса, чтобы сбить напряженность.
- Конечно, пробовал. Но не вселяться, а воплощаться. Взять тело и провести его от зачатия до смерти. У меня сейчас 10 тел. Только на Земле меня пятеро.
- И кто же еще, кроме нашего зоопарка? – продолжала хмуриться Гюльчетай.
- Ну, одна беременная негритянка и президент Ахмадинежад.
- Час от часу не легче! – закатила глаза Гюльчетай.
Лариса приняла события гораздо легче:
- А где мы с тобой побывали за эти жизни?
- Много где – в Тибете, в Сибири, в Америке, в Индии. Я много путешествовал, чтобы быть в курсе событий.
- В Индии? – почему-то обрадовалась Лариса. – А тантрическим сексом мы занимались?
- Мы его придумали! – улыбнулся Ландаун и пояснил. – Чтобы отвлечь одичавшее население от войн и грабежей.
- Фу, как не романтично! – поморщилась Лариса. - Хоть бы сказал – чтобы через телесное влечение приблизиться к Богу!
- К Богу нельзя приблизиться – Он везде, - отчеканил философ.
Лариса поаплодировала афоризму, а Гюльчетай признала:
- Теперь я верю, что ты – Ландаун!
Водопад
Род Сокола был готов выступить в дальнейший путь, отбытие назначили на послезавтра. Разведчики давно проложили маршрут и наметили место следующей зимовки. Еще на перевалах лежали снега, но надо было за время, оставшееся до посевной, успеть уйти как можно дальше, чтобы обосноваться на следующем месте. Были уложены в сани семена и запасы пищи, вся такая необходимая в дороге утварь. В последний день, после праздника прощания, будут сложены шатры, и род тронется в путь.
Ярослав с Любавой прибежали к водопаду одни без обычной стайки детей.
- Я буду скучать по тебе! – честно сказал Ярослав.
- Я тоже! – призналась Любава.
- Я приеду за тобой!
- Ты еще маленький! – рассмеялась девочка.
- Я вырасту! – пообещал мальчик.
- Ты вырастешь и меня забудешь! Бабушка говорит, что дети забывают то, что с ними было.
- А ты дай мне что-нибудь, чтобы я всегда носил это с собой и вспоминал тебя, - предложил Ярослав.
- Я дам тебе медвежий коготь! Мне батя подарил, а я дам тебе!
- Благодарю! А вон Диана со Словеном идут! Бежим
Дети спрятались за камнем, наблюдая за взрослыми. Словен был в роду Сокола бардом, он знал множество песен и былин, сочинял сам, был красив собой – высокий, стройный, с длинными русыми волосами и вдохновенным лицом поэта. На племенных праздниках многие девушки обращали на него внимание, старались попасть к нему в пару в плясках и хороводах. А ему понравилась Диана. Бывшая царица Атлантиды отличалась от всех женщин и девушек племени не только броской южной красотой, но какой-то особой таинственностью и притягательностью.
- Поедем с нами, Диана! Я был бы рад видеть тебя моей женой! Но если тебе нужно время подумать, то можешь просто жить в нашем роду.
- Милый Словен, ты замечательный, добрый, веселый!
- Ну, вот, начала отказывать!
- Догадливый, умный!
- Но почему?
- Потому, что ты меня не догонишь!
- А куда ты собираешься бежать?
- Это же древний обычай, - напомнила Диана. - Девушка убегает, юноша стремится догнать и поймать ее. Догонит – возьмет замуж. Не догонит – не судьба.
- Я знаю, что ты быстра и ловка, но при чем здесь этот дурацкий обычай? – недоумевал Словен. - Разве нельзя обойтись без него?
- Он совсем не дурацкий, этот обычай. Так же поступает и львица, и олениха. Всегда самка убегает, самец догоняет.
- Ну, ясное дело! Оленихе нужно выбрать самого сильного, здорового быка, чтобы от него было здоровое потомство. Но мы же люди, для нас важно не только физическое здоровье. Не знаю, зачем волхвы скопировали это звериный обычай в человеческом обществе. Да и с чего ты взяла, что я тебе не догоню?
- В отличие от зверей у человека этот обычай определяет не только физическую силу и здоровье, но и душевное влечение и судьбу, - объяснила Диана. - Не всегда девушка понимает, в ком на самом деле ее счастье, но при беге со многими препятствиями, ее ум отключается, а телом начинает управлять непосредственно душа. Если душа хочет, чтобы юноша догнал девушку, то в ее ногах может возникнуть слабость, может перехватить дыхание, одежда зацепиться за сучок.
- А юноше его душа, его любовь придадут сил и ловкости, если молодым людям суждено быть счастливыми вместе, - пылко сказал Словен.
- Верно. Но если он увидит, что девушка изо всех сил стремится убежать от него, то силы его покинут. Но есть и еще один смысл этого обряда. Юноша и девушка пробегают путь, который символизирует и планирует их будущую совместную жизнь – то, как она может сложится. Ведь смысл семейной жизни в том, чтобы понять друг друга, приблизиться как можно больше. Всю жизнь мужчина догоняет свою женщину. И если их души встретятся – то взойдут в Царствие Божие, станут богами.
- Так не решай же все своим разумом! – воскликнул юноша. - Дай мне шанс догнать тебя! Беги! Завтра будет праздник – мы объявим всем об этом испытании Судьбы! Сила моего рода мне поможет!
- Я видела свою Судьбу! – мягко улыбнулась женщина. – Я остаюсь!
Когда взрослые ушли, Ярослав надел подаренный ему Любавой медвежий коготь себе на шею и серьезно сказал:
- Ты от меня не убежишь!
- Не убегу! – подтвердила Любава.
На пороге
Михалыч-Ландаун засобирался домой:
- Козочек надо подоить!
- Погоди! – остановила его Лариса. – Я не поняла главного. Ты нас берешь замуж?
- Я думаю, что произошло столько необычного, и вам надо собраться с мыслями. Особенно тебе.
- Почему мне?
- Потому что есть одна сюжетная линия твоей жизни, которая еще не закончилась.
- Что это за линия?
Михалыч подмигнул Барсику и тот опрометью бросился куда-то в наступившую темноту. А сам жрец продолжил:
- Когда вы с Ландауном… то есть мы с тобой… в общем, выступали на митинге, нам, рискуя жизнью, помог один человек. Вы с Ландауном об этом не знали, а я знал.
Дверь открылась и на пороге возник Денис Сазонов, когда-то снайпер спецназа, а теперь ученик Михалыча и первый муж Ларисы.
Денис очередью из трех выстрелов вывел из строя трех своих коллег по снайперскому делу. Еще одним выстрелом разрушил звуковую аппаратуру митинга. А потом подумал и влепил пулю в огромный воздушный шар с лозунгом оппозиции. Никто не понял и никто не заметил, но вместе с шаром лопнул и никому уже не нужный эгрегор революции. «Теперь бежать! – думал Денис. - Только бы не было еще одного снайпера! Только бы не было пятого!» Денис бросил винтовку, рацию и стремительно ринулся к чердачной двери. Все было тихо. Он так и не услышал, как из брошенной рации донеслась команда: «Всем огонь!»
У дверей подъезда копошился с кошелкой какой-то совершенно седой старик. Денис попытался обогнуть его, но старик неожиданно схватил его за рукав. Автоматически спецназовец ответил на угрозу ударом, но удар пришелся в пустоту, а таинственный дед проскользнул за спиной Дениса и обхватил его сзади за горло, одновременно фиксируя руку, потянувшуюся за ножом.
- Не шуми! Тебя там ждут! – прошептал дед и так же быстро повернул снайпера к себе. – Иди за мной! – и вошел в стену.
- Денис? – изумилась Лариса.
Она еще не поняла, что произошло, как ей реагировать, а ее ум впал в прострацию, и руководство телом перешло напрямую к душе. Тело отвесило Денису звонкую оплеуху и заявило:
- Ты где был, скотина? Контрактник, блин! Заработаю и к Новому году вернусь! Ты знаешь, сколько я тебя ждала? Ты знаешь?
Каждый новый вопрос сопровождался новой оплеухой, которые все сильнее убеждали Дениса в том, что его здесь любят и ждут.
- Дочка уже без тебя выросла! Да-а! Взрослая, сама родила уже! А он все служит Родине, козел!
Тут Денис тоже потерял разум, его тело под управлением души двумя движениями заблокировало конечности нападавшей, а потом прижало ее к себе и впилось губами в ее губы. Женщина обмякла и напоследок успела подумать: «Такой вот древний обряд примирения!»
- И что теперь будет? – как-то испуганно спросила Лариса.
- Надеюсь, идея многомужества тебе еще не пришла в голову? – с подозрением взглянула на нее Гюльчетай.
- Пришла, - покаялась Лариса.
- Мы еще с многоженством не разобрались! – мягко напомнила ей подруга.
- Хорошо, хоть с многодетностью все проще! – отшутилась та.
Денис молча пил чай. Верховный жрец Ландаун-Михалыч взял процесс в свои руки:
- Объявляю тайм-аут в выяснении отношений! Нам всем есть о чем вспомнить, поговорить, рассказать! Ты, Лариса, 20 лет не видела Дениса, я вас всех… - он покосился на представителя воинского сословия и предпочел обтекаемые формулировки, – тоже давно не видел. Нам фактически надо заново узнать друг друга.
- Предлагаю пакт о ненападении на 1 год, - предложила Гюльчетай.
- Год – это долго! – усомнилась Лариса.
- Год – это пустяки! – заверил Михалыч.
- Значит, мальчики живут у Михалыча, девочки – у Ландауна, - подвела итог Гюльчетай.
- Я хочу дочку увидеть! – вступил в разговор Денис.
- Сейчас же поздно! Автобусы уже не ходят, - ответила Лариса.
- Мне бы ваши проблемы! – сказал Михалыч и движением пальца перенес их в город.
Они с Гюльчетай остались вдвоем.
- Меня пугают эти твои… фокусы! – сказала женщина.
- Я постараюсь обойтись без них. Просто перенервничал.
- Разве верховные жрецы нервничают?
- Бывает. Когда любимые женщины их пугаются!
- Я понимаю, но мне нужно время! – сказала Гюльчетай.
- А мне нужно подоить козочек! – поднялся Михалыч.
Диана открыла Ландауну, что повелитель Атлантиды ищет ее:
- Если он найдет меня, я не достанусь ему живой! Я так решила!
- Ты поэтому решила остаться с нами и отказала Словену? – спросил Ландаун. - Из-за того, что я лучше способен защитить тебя?
- Нет! – покачала головой Диана. – Ты, возможно, теперь самый сильный жрец на Земле, но я осталась не поэтому.
- Я могу дать тебе защиту, которая укроет тебя и в роде Сокола, - продолжал Ландаун.
- Ты не хочешь, чтобы я осталась? – заглянула ему в глаза Диана.
- Я хочу, чтобы твой выбор был свободным. Я хочу, чтобы ты была счастлива!
– Я остаюсь потому, что ты и Радмила смогли отогреть мою душу! – сказала женщина. – Я первый раз увидела людей, которые не чего-то хотели от меня, а хотели мне добра. Теперь во мне живет ваш образ, твой образ. А не его. Теперь я не боюсь иметь детей. В Атлантиде совсем не это понимали под словом «Любовь», я только теперь поняла, что это такое, - Диана взяла Ландауна за руку. – Я хочу быть твоей женой. Я хочу быть родной Радмиле. Я хочу кормить грудью ее детей, как своих. Я хочу, чтобы она кормила моего ребенка. Твоего ребенка.
- Так будет! – сказал мужчина.
Арнольд Ландаун, помахивая дембельским чемоданчиком, прогуливался по перрону вокзала Улан-Удэ. Его душу грели то ли документы об увольнении в запас, лежащие в нагрудном кармане, толи медвежий коготь, висящий на груди в нарушение всех правил ношения воинской формы.
- Сержант! – окликнул его начальник патруля, капитан-танкист. – Приведите в порядок одежду! Вы же не дикарь из племени мумба-юмба! Для гражданских вы - лицо российской армии.
- Так точно! – признал правоту представителя власти Ландаун и собирался уже спрятать коготь в карман. Но, привлеченная разговором, к нему обернулась молодая светловолосая девушка – удивительно-чистой для Сибири славянской наружности. Арнольд так и застыл с когтем в руках, а сияние ее голубых глаз еще больше усилило жар в его груди.
- Можно посмотреть? – потянулась она холодному оружию хозяина тайги.
Ландаун молча протянул ей реликвию.
- Как интересно, - щебетала девушка. – Какой огромный! Вы его сами добыли?
- Мне подарили! – признался Арнольд, у которого кровь стучала в висках, а в ушах усиливался гул, словно самолет, разгоняясь, пытался преодолеть земное притяжение.
- А кто подарил? – полюбопытствовала девушка, и ее саму застал врасплох собственный вопрос.
Она посмотрела в глаза сержанта, неотличимого от других солдат в зеленой полевой форме, и все же такого удивительно знакомого и родного.
Арнольд достал мобильник, на рабочем столе которого теперь навечно был закреплен образ девушки, высеченный в камне.
- Она? – спросила девушка, разглядывая портрет и странная догадка пронзила ее. - Но это же… я? – полувопрошающе-полуутвердительно произнесла она, и почему-то вообразила себя маленькой девочкой, стоящей на коленках на мокрых камнях у водопада. А рядом с ней маленький мальчик с серьезным лицом - таким, какое бывает при расставании. И в руках у нее этот коготь. Он надевает его на шею мальчику. Он что-то говорит ей, а она не может услышать. Видение размывается, и она так и не узнает, что хотел сказать ей этот мальчик, которому она отдала подарок своего отца и готова была отдать свое сердце.
- Ты от меня не убежишь!
Кто это сказал? Мальчик в ее видении? Или этот необычный солдат?
- Да, не убегу! – а вот это точно сказала она.
Весеннее тепло ужа давно растопило снег в горах, когда Ландаун привел Диану и Радмилу к водопаду. Водопад должен быть смыть с царицы Атлантиды ее боль и печаль, очистить ее тело и душу от образа зла. Но одна вода, даже такая чистая и холодная, как в горах, не смогла бы совершить чудо. Главным в нем были люди. И Любовь. Именно любовь Ландауна и Радмилы к женщине, которая станет новой частью их семьи, и ее ответная любовь должны была сыграть главную роль в обряде.
Ландаун взял за руки женщин, обвел их взглядом. Глаза Радмилы были родными и радостными, глаза Дианы смелыми и полными надежды. Именно к ней и повернулся Ландаун:
- Диана!
- Я слушаю!
- С этого момента твое путешествие закончено. Ты нашла свой дом, нашла свою семью! Теперь мы вместе!
- Я это знаю!
И они шагнули в водопад…
Михалыч отогнал воспоминания и вышел на крыльцо дома Ландаунов. Но пошел почему-то не к выходу из поместья, а прямо к живой изгороди. Опершись на свой посох, он умопомрачительным кульбитом перемахнул через кусты, но так и не опустился на землю, а, продолжая вертеться, образовал вихрь, который устремился в сторону последних отблесков вечерней зари.
- Ну, ты, папчик, даешь! – восхищенно сказала вышедшая на крыльцо Матрена. – Я тоже так хочу!
Вихрь остановился, в мгновение ока оказался рядом, подхватил девочку и исчез в горизонте.
В издательстве "Ридеро" выпустил тремя томами "Жизнь и смех вольного философа Ландауна". Теперь книги можно приобрести как в электронном, так и в бумажном (подарочном) вариантах.
В этой книге вы не найдете шуток ниже пояса, потому что самое смешное, как и самое трагичное, у людей находится в голове. "Смех - это внутренняя свобода", - сказано в мудрой книжке нашего детства. Именно это изречение древних ведет по жизни вольного философа Ландауна. Я надеюсь, что и вас тоже.
Приглашаю посетить сайт книги (том 1, том 2, том 3), где можно посмотреть видео, ей посвященное, прочитать отзывы и фрагменты книги. Если понравится, то приобрести и порекомендовать друзьям.